«Решено! Постараюсь сполна отдаться удовольствию от пребывания в родном городе, порадоваться возвращению домой. Я здесь вырос. Лишь после школы, уйдя в армию, не вернулся, а поступил в юридический в Москве. В начале наезжал – оставались родители, друзья. Потом пристроил родителей поближе к себе. И вот уже пятнадцать лет я не обонял и не созерцал родные всё, поди ж, места!.. Это тебе не каменные джунгли. Это простор полей, тишина лесов, прохлада рек, травы по пояс, стрекот кузнеца, а в вышине парит ястреб; поднимешь глаза, чтобы глянуть на птицу, – солнце обжигает, так и жарит; пойдёшь, а неприкрытую лысеющую макушку – печёт, раскаляет докрасна. И никаких тебе пылевых да угарных завес – чистота, свежесть!» – так, отдыхая с дороги в номере, я рассуждал в тот первый день.

В конце концов я уснул: вошёл в комнату, принял душ, прилёг на кровать, порассуждал и задремал.

Сон. Глубокий. Спокойный сон.

Меня не тревожили, и я проспал несколько часов.

Если бы я, пробудясь, сразу же открыл глаза, а не лежал, вяло думая о предстоящих обязательных и не очень шагах, которые необходимо и не очень обходимо сделать, тогда я, отвернувшись от окна, перевалившись с правого бока, который давно отлежал, и всё равно ленился пошевелиться, увидел бы я богатое подношение, поджидающее меня на столике у противоположной стены – возле двух скромных жёстких кресел. Помимо этого увидел бы я в тени угла, сидящего в одном из кресел, непрошеного гостя.

С незапамятных времён известно, что человек предполагает, а Бог располагает, отчего все наши выкладки превращаются в смехотворный фарс.

Меня ждал не просто гость, а…

– У нас хорошо спится, – сказал гость. – Воздух чистый, кругом зелено, мало народа, зданий, машин и прочей суеты большого города. С возвращением домой, Борис Глебович Кураев. Мы уж и не чаяли увидеть вас. Но, если вы не против, давайте не будем злоупотреблять официозом, давайте сразу выясним главное. Я – Павел Константинович Обозько, держатель этого заведения и ваш давний школьный товарищ. Помните такого?

Передо мной сидел не в меру упитанный, коротко стриженный, холёный господин в тёмно-серой рубашке с коротким рукавом. Его красную шею оттеняла крупная белая бабочка. Он был в шортах чистого лимонного цвета, на ногах – пляжные шлёпанцы, едко красные. Загорелые руки и ноги – в обильном тёмном волосе. Он так и притягивал к себе взгляд диссонансом. Всё в нём криком кричало о непримиримых разностях. В нежных пухлых пальцах он беспрестанно вертел цветок. Тёмно-красный. Сочный бутон выписывал неуклюжие круги. Роза. Откуда? Для чего?

«Любитель Роз! Как был барчуком, так им и остался. Только теперь сам барин», – фыркнул я про себя, а в слух, приподнявшись на постели, сказал:

– Я помню тебя. Как же, как же!.. Правда, встретил бы на улице – не узнал.

– А вот я узнал бы тебя сразу. Изменился, конечно, но очень даже узнаваем. Всё тот же длинный нос, те же рыжеватые волосы, влажные глаза. – Он с ленивой, сладкой улыбкой посмотрел на розу, гоготнул, вскинувшись при этом телом – кресло под ним охнуло. – Но в них уже нет былой игривости – потяжелел взгляд, потух.

– Что-то ты как-то это… помягче бы, что ли. Мне это не кажется учтивым. – Я был в майке и в трусах, но накрыт одеялом. Если бы не одеяло, я послал бы его к чёрту!

– Ладно… не обижайся. Посмотри на меня. Я – не лучше. Годы не красят. Разум – в печали… даже несмотря на то, что, вроде как, мне грех жаловаться на жизнь – сам видишь. – Он повёл рукой, охватывая пространство, в коем всё было его собственностью. Включая и самое пространство. – Ну, да что там… Давай-ка присаживайся за стол – отметим встречу.