Чудо в перьях. Сборник серьезных и сказочных историй Лена Данина, Светлана Яковлева

Раньше я задумывалась, читая то или иное произведение: откуда такой сюжет? Да из жизни! Теперь я это твердо знаю.

Писать рассказы я любила с раннего детства. Много читала и много писала, побеждала в областных и районных олимпиадах юного писателя. На меня возлагались большие надежды. Но жизнь внесла свои коррективы: я стала переводчиком и окончательно перестала писать.

Личная трагедия снова расшевелила уснувшее желание. У меня два очаровательных сына с разницей в возрасте в десять лет. Муж погиб, когда младшему был всего годик, поэтому мне приходится быть и отцом, и мамой одновременно.

Судьба подкидывает столько сюжетов, что невозможно их не перекладывать на бумагу. Они прибавляются также благодаря наблюдению за жизнью – своей, детей и близких. О них иногда рассказываю в Инстаграм: @svetiakovl1983.

Уже два часа дворники сметали падающий на лобовое стекло снег, а в моей голове крутились мысли, которые не давали спокойно жить несколько последних недель. Как сказать Леночке о том, что больше не люблю, о том, что жизнь с ней стала крайне претить? В этой жизни не было главного – самой жизни. Она приобретала краски только рядом с Ириной – чувственной и невероятно красивой женщиной, которая однажды в новогоднюю ночь открыла мне тайны настоящего бытия…

В ту ночь я ушел из дома, потому что больше не мог слышать приторных рассказов Леночки о жизни подруг и знакомых, не мог смотреть на ее судорожную беготню по кухне в попытках приготовить «что-нибудь эдакое» для очередной встречи Нового года. Я долго и бесцельно бродил по удивительно тихому и пустынному парку, чью тишину нарушали только дальние всполохи праздничных фейерверков.

Затем ввалился в шумный прокуренный бар.

– Виски…

От выпитого не становилось легче. Я ненавидел себя за слабость, Леночку – за предсказуемость и простоту, а жизнь – за скучность и однообразие. Я топил состояние подавленности и хандры в алкоголе и сигаретах. Хотелось бросить все, чего добился: положение в обществе, бизнес, приносящий стабильный доход, семью, дом… Все вокруг – бред.

Почему бы не впитать идеальную модель родительских семейных отношений? Они стали для меня идеалом, образцом, примером для подражания.

Мать, учитель русского языка и по совместительству директор немногочисленной деревенской школы, была уважаемым и горячо любимым жителем нашей Черновки. Она часто выступала на сцене местного дома культуры, читала собственные зарисовки на злободневные темы, развлекая тем самым народ в социально значимые для страны дни.

У отца были золотые руки. Он брался за любую работу, умел делать все, что касалось дерева и металла.

У родителей никогда не случалось скандалов или они искусно скрывали споры от моих глаз и ушей. Вечерами мама заваривала душистый чай, и они с отцом часами обсуждали насущные дела, ситуацию в стране и на работе. В результате у мамы рождались зарисовки и рассказы, которые она читала сначала дома, а потом выносила на клубную сцену. Я мало что понимал из этих чтений, но несказанно радовался тому, как в такие моменты отец приобнимал маму и поглаживал по волосам, иногда утыкался носом в ее белокурую макушку. Это была самая прекрасная и трогательная картина, которую я когда-либо видел.

Учиться бы такой любви, но уроки идеальных отношений между мужчиной и женщиной я не усвоил. Не потому ли, что чувствовал себя лишним? Фразы «иди к себе в комнату», «не мешай», «не до тебя» преследовали меня все детство…

– Еще виски.

Родители любили друг друга всю жизнь. Отец умер от инфаркта год назад, когда мне исполнилось сорок два. Маму под руки подвели к гробу, и она прошептала единственное слово: «Предатель». Не смогла простить столь внезапного ухода.

На отце держалось все: семейный очаг, яблоневый сад, мамин звонкий смех, совместные выходные раз в месяц и новогодняя ночь с румяной уткой на столе, выращенной, а потом приготовленной исключительно отцом. Мне показалось, что рухнул мир и погреб под собой место силы. То место, где я мальчишкой бегал по густой траве босыми ногами, купался в теплых лучах солнца, обнажая тело и душу новому дню и новым мечтам.

Моя прекрасная Леночка поддерживала меня, как могла:

– Папу уже не вернуть. Люди уходят и приходят, это правила жизни. Зачем ты разрушаешь нашу семью? Скажи, мы еще существуем? Почти год я чувствую себя такой одинокой, хотя ты и рядом. Я забыла твой запах, вкус, твои глаза не смотрят на меня, руки не обнимают. Твой отец ушел, но он в наших сердцах… Понимаешь?

От такой поддержки не становилось легче. Наоборот, я смотрел на нее и не понимал, что мы делаем рядом. Иллюзорная картинка красивых отношений между мужчиной и женщиной растворилась…

– Повтори.

Бармен еще плеснул виски.

С боем курантов, разносившихся с экрана телевизора, бар взорвался всеобщей радостью наступившего нового года. Полупьяные и очень пьяные люди обнимали друг друга, вне зависимости от пола и степени знакомства. Кто-то попытался обнять и меня, но я не пошевелился.

Не участвовала в общем веселье и высокая блондинка напротив, необычайно таинственная и красивая. Мой долгий взгляд окинул ее с белокурой головы до длинных ног, обтянутых кожаными черными легинсами. И вдруг я будто очнулся – увидел себя с ней.

Схватив бутылку игристого, присел за ее стол. Незнакомка молча придвинула бокал. У меня не было желания выяснять причину тоски. В полной тишине мы выпили игристое, и я закружил ее в танце, вспомнив все наставления преподавателя танцев в деревенском ДК по исполнению пируетов и па.

Странно, сколько Леночка ни просила потанцевать с ней, но я не сделал этого ни разу, даже в день свадьбы: не хотел казаться смешным и нелепым. Ну, негоже умному и состоявшемуся человеку заниматься ерундой. А тут мне было все равно, я стал просто собой.

У подъезда долго держал Ирину за руку и смотрел в глубокие синие глаза. Столько хотелось сказать, но слова застряли в груди, язык стал плоским и я не мог выдавить ни звука. Нервно нащупал мобильник, чтобы записать ее номер, и почувствовал, что он разрывается от вибро.

Леночка… Что этой женщине нужно от меня? Я почувствовал, как все внутри кипит от злости. Только не сейчас! Не хочу слышать упреки, жалобы, претензии, да просто не хочу слышать ее голос.

– Кто-то звонил? – спросила Ирина глубоким, бархатным голосом.

– Жена.

Я приготовился услышать ее упреки. Но их не было. Ирина томно взмахнула длинными густыми ресницами и улыбнулась. И как только я мог раньше жить без этих глаз и улыбки?..

Снег то затихал, то снова хлопьями валил на лобовое стекло. Дворники устало прилегли, и стекло стало белым. Подниматься домой все еще не хотелось: заранее знал, что меня ждет.

Я скажу о той, кто уже несколько недель стоит между нами.