Отвернулся. Прислонился к стене и вдруг тихо улыбнулся, глядя на такие знакомые стены и вещи, высокие стрельчатые окна. Квартира Синты всегда напоминала Долохову книжный шкаф с полочками. Входишь и сразу попадаешь в огромной высоты холл, узкий и светлый. По одной стороне окна-окна, по другой – комнаты, одна над другой. Жильё на Воке располагалось вертикально, сразу в нескольких уровнях, как карнизы в горах. У Синты было три спальни и холл. Сидишь в кресле в холле, а мама Синты сверху, с галёрки на втором этаже, рассказывает, как они снимали с выступа кикулю с выводком, местную зверушку, наподобие козы.

– Кикуля лёгкая, пугливая, в панике забирается высоко и быстро. Их много так разбивается. А тут малыш застрял в камнях, мамаша толклась рядом. И весь выводок с ней. Хорошо, что время свободное было, пошли снимать…

Это она назвала Артёма Тимом, так и повелось. Мамы Синты давно уже не было.

А иногда она возила их в лабиринт. Тренировочный лабиринт для спасателей, который тянулся на многие километры по плоскогорью рядом с небольшой неприметной станцией Дегоро. Отличная штука. Можно бродить часами по закоулкам и никогда так и не выучить все переходы. Если заблудился, вызывай спасателей. Но тогда тебе придётся лабиринт проходить снова и снова, квалификационный забег ты не прошёл. Долохов редко добирался до финиша первым. А Синта ориентировался замечательно.

– Это всего лишь птичий атавизм, – смеялся Синта, видя, как злится Тим, вновь нажав на преждевременный выход из лабиринта…

Сейчас он не смеялся. Покачал головой и сказал:

– Тебе надо уходить, Тим, и как можно быстрее. Если я начну думать и взвешивать, то могу и не отпустить тебя. То, что я знаю о ларусах, не позволит… Такие дела. Не говори мне сейчас ничего.

– Останови меня, убей, я не хочу, это он, – хрипло сказал Долохов.

Синта растерялся, отступил.

– Ну что ты… как я тебя убью, Тимка… Мне проще себя убить… Ты уходи… у нас есть очень нехорошая штука – досмотр мыслей. Чем дольше ты здесь, тем больше я знаю, а скрыть от досмотра не сумею, это невозможно. Они ведь выйдут на меня. Теперь, главное. Подумай. Подумай и ты сам поймёшь, что я мог бы тебе посоветовать, я не хочу, чтобы они знали, куда ты пойдёшь. Уходи же. Время.

Синта покачал головой, крылья его тревожно поднялись и опустились.

Долохов тоскливо улыбнулся, кивнул. Окинул глазами дом, пытаясь ещё раз коснуться этих комнат-полочек, пледов, ковриков мягких, плетёных из местной соломки, окон высоких и полных синего, слегка фиолетового вечернего неба. Прошлое, в которое ему не вернуться, прежним не вернуться никогда.