Возможно, Димино головокружение на почве успеха его книги скоро прошло бы, но тут оно попало на благодатные дрожжи Юлькиной заботы. В общем, как ни крути, а монстра воспитала она сама. Она позволила ему уволиться из газеты, лежать на диване и искать себя. А теперь вкушает плоды своей деятельности. Юля с удовольствием прикончила третий стакан…

Побочным же эффектом пребывания Димы в её жизни стала махровая депрессия, которая не могла не отразиться на творчестве. Как справедливо заметила желчная редакторша Евгения, динамичные детективы Юли стали тягучими и неинтересными. Хвост этой фразы Юлия и услышала, и сейчас приняла для себя решение, выкорчевать Диму из своей жизни. Но мягко. Она решила дать ему два месяца на исправление, ну а уж если не поможет, гнать пинком. Всё же Юлия была добрым человеком. А насчет стать матерью… Сладкий хмель четвертого стакана разлился по голове…

– Когда-то у тебя был шанс, – сказала Юля вслух, – его грубо отняли. Сорокет не за горами, но попробовать ещё можно. Только Дима тут абсолютно не при чем…

Поток мысли прервал целебный сон.

А Дмитрий Иосифович и не догадывался, что знаменитая писательница, его жена, между прочим, только что выключила его из своей жизни. То ли сказалось целебное воздействие портупеи, то ли он протрезвел, то ли вода из-под крана промыла не только посуду, но и его мозг, но Дима вдруг решил вернуть свою жизнь в нормальное течение: устроиться на работу и помириться с Юлей. Для реализации второго, надо было воплотить первое. Он решительно взялся за телефон.

– Сергей Саныч, здрасьте. Это Дима Борович. – Дима с полотенцем через плечо из своего переговорного пункта в кухне квартиры в доме номер четыре по улице Космонавтов звонил на Ленинградский проспект.

– Привет, Дим. Помню тебя. Ты же у нас современным Чеховым назывался? – прогудел Масловский.

– Да ладно вам, Сергей Саныч. Вы же сейчас новостями на главном канале рулите? У вас там, может, есть работа для редактора? Вы меня когда-то звали… Мне очень надо. Плохо всё. Жизнь рушится… – Дима скатился на жалостливое нытье.

– Ууу, Дим, я чувствую, у тебя история не на одну рюмку… то есть трубку. Знаешь, я сейчас не вполне в состоянии, – Кенар при этих словах пьяненько хихикнул, – давай, позвони мне завтра, часа в два, а лучше приходи в Останкино к тому же времени. Только скинь мне в ватсап полное имя и номер паспорта, я пропуск закажу…

– Хорошо, до свидания. – Дима дал отбой и подумал, что неплохо бы привести себя в человеческий вид: похудеть за ночь не удастся, так хоть голову помыть.

Рок и опера.

Композитор

Ровно такие же мысли насчет мытья головы посетили в этот момент и Вавилова. Кавалер уже давно сделал всё, ради чего он рвался на улицу, и теперь Женя просто проветривал свой организм на прохладном октябрьском воздухе. Время близилось к восьми вечера. Он оставил Кавалера на улице, а сам заполз в народный магазин у дома, взял там стандартный холостяцкий набор: докторская, доширак, шпроты, майонез, батон ну и разное по мелочи.

Проходя мимо отдела с алкоголем, он с тоской посмотрел на стеклотару, но передумал. Вдруг этот малохольный от угрозы словами перейдет к угрозам действиями? Нет, всё же не утерпел. Евгений вернулся, схватил две бутылки пива и счастливый потопал на кассу. Пиво он решил выпить по пути домой. И вот сейчас Вавилов сидел на холодной, мокрой лавке напротив подъезда и вливал в себя благословенную влагу. Кавалер тоже не скучал без дела и пытался экспроприировать из пакета колбасу.

Вавилов посмотрел на свои окна, и был сильно удивлен. Там двигались какие-то тени. Но пиво делало своё дело, и он предположил, что непонятный товарищ просто смотрит телек. Знай он, что на самом деле творится в его загаженной квартире, он бы туда не вернулся. Лучше в вытрезвитель… Но Евгений в кои-то веки был в кондиции, не подходящей для вытрезвителя, зато очень подходящей для воспоминаний. Почти трезвый Вавилов погрузился в размышления, как он докатился до такой вот жизни, что в ней завелись не только клопы и тараканы, но и Моцарт…