Вот чесслово, проще было угнать у Кира его любимый внедорожник, чем переубедить его не покупать мне очередной теплый свитер на осень! Три ха-ха. Громов оказался непробиваем и лишь невозмутимо улыбался, молча разворачивая и вталкивая меня в примерочную торгового центра. А продавцы же, кося на него восхищенным взглядом, покорно волокли детали нового гардероба.

Через три часа вконец обалдевшая я, укомплектованная по самую маковку теплыми вещами, рухнула на лавочку на улице в курилке и обзывала Кирилла последними словами. Думаете, это его впечатлило? Да счаз!

Чувствовавший себя неудобно от того, что во время болезни обо мне заботился другой, мужчина сделал все, чтобы загладить свою вину. Ну или хотя бы направил все силы на то, чтобы подобное больше не повторилось.

И ведь он даже открыто это признал, зараза такая! Как будто я не понимала, что с его работой вообще чудо, что он хотя бы на день ко мне вырвался. Пожалуй, именно за это я и любила Кирилла больше всего – он никогда не навязывал свою заботу, но всегда появлялся именно тогда, когда я в нем действительно нуждалась.

Осознание, какую именно я хочу тату, пришло как-то само собой. И уже спустя какой-то час над моей левой лопаткой расцвела надпись, выполненная красивым, витым шрифтом.

До супермаркета мы добрались, когда на улице уже стемнело. Лопатка и плечо болели, но на мое настроение это никак не повлияло. После покаянной речи о том, что в моем холодильнике мышь достигла уже стадии трупного окоченения, когда все мышцы расслабляются и клиент «дозрел» до пышных похорон, Кир меня обругал последними словами, но увидев виноватую моську, сжалился. Быстренько сметя более или менее подходящие продукты в корзину, мой невыносимый временами почти что родственник ухитрился прочитать мне шикарную нотацию о вреде перекусов и их влиянии на организм в целом. Пришлось покаянно кивать, развесив ушки, на протяжении всей дороги до моего дома, куда мы ввалились, обвешанные пакетами с ног до головы. Вот уж в чем, в чем, а в заботе о собственном теле Громов был неумолим и не шел на компромиссы.

Я начинала смутно подозревать, что, начиная с завтрашнего дня мой холодильник каким-то чудным образом обретет свойства если не скатерти-самобранки, то хотя бы банальной нескончаемости…

И вот фиг же поймешь, радоваться данному факту, али наоборот?

- Рыж, ты улыбаешься, - отвлек меня от раздумий мужчина, невозмутимо крутящийся у плиты. Ну как, крутящийся… все чинно, со знанием дела, без какой либо ругани, суеты или бестолковых движений. Все спокойно, четко, размеренно. Рукава черной рубашки закатаны, волосы в короткий хвост стянуты, на губах улыбка мягкая…

- Да вот думаю, взять и влюбиться в тебя, что ли? – пригубив любимое фруктовое вино из бокала на тонкой ножке, насмешливо протянула я, сидящая на высоком стуле за барной стойкой.

- Ты уже как-то пробовала, - вытерев руки о полотенце, Кирилл оперся спиной о кухонный гарнитур и сложил руки на мускулистой груди, иронично вскинув брови. – На выпускном, помнишь?

- Не напоминаа-а-ай! - с чувством провыла я, чувствуя, как пылают уши при воспоминании об этом… об этом!

Да-да, водился за мной такой грешок. Моя подвыпившая в честь окончания школы рыжая светлость, и познавшая на своей шкуре все сомнительные прелести первого сексуального опыта и, как следует, горького разочарования, приползла домой глубокой ночью. И тут, вспомнила, что, все мужики в общем-то, может козлы и сволочи, но у меня-то есть собственный единственный и неповторимый, который уж точно лучше всех остальных! Ну и вломилась нифига не соображающая я в спальню задремавшего Кира, который ждал моего возвращения, но в последний момент не выдержал и все-таки заснул. Проснулся, увидел меня в одном легкомысленном пеньюарчике, рассеяно провел рукой по волосам, обдумывая недвусмысленность намека… и выставил меня за дверь. Еще и заперся.