в нашей синагоге». Я успокоился, выслушав сие объяснение. Из многих моих бесед с собратом, ребе Самуэлем, я понял, что человек он свободолюбивый и лишенный привязанности к традиции. Он любил немножко выпить, засматривался на женщин, имел открытое сердце и был искренним. Не верил в иудаизм как Божественную религию и принимал толкования раввинов за басни, считая, что все религии придуманы людьми. Он принадлежал к числу легкомысленных людей, которые тяготятся заняться исследованием, чтобы понять Истину. Он был удивительный игрок. В отношениях с людьми и со знатными прихожанами притворялся ревностнейшим раввином. Это было естественно, по причине занимаемого положения и жалованья, которое он получал. Его-то, ребе Самуэля, и избрал мой дядя, написав ему в подробностях все происшедшее, прибавив, что я стал причиной соблазна для многих. «Йегудим на Родине отрекся Иеговы Цеваота, – писал в горечи дядя, – и последовал за Иисусом Назореем. Он стал причиной смерти своей матери». Он не утаил, что теперь родственники раскаиваются за жестокое обращение со мною, ибо вынудили меня ночью в сырую и холодную погоду покинуть отчий дом. В конце письма дядя обратился с просьбой к Самуэлю, что если ему удастся встретиться со мной, то пусть приложит все силы, чтобы вернуть меня к религии отцов наших – к иудаизму. Причем дядя особо подчеркнул, что если Самуэлю удастся повлиять на меня, то имя его станет великим во всем Израиле. Меня же он примет опять с любовью и соделает наследником своего огромного состояния. Из письма же я понял, что родственники не знают пока, где я нахожусь. Им и в голову не приходило, что я могу снова вернуться после всего происшедшего со мной в Константинополь и опять занять кафедру раввина.

Получив письмо и прочитав его несколько раз, Самуэль зашел ко мне в комнату, улыбаясь и ничего не говоря. Я удивился его серьезной молчаливости, ибо обычно он насвистывал или напевал какую-нибудь современную мелодию.

– Э, ребе Самуэль, что это с тобой? Откуда такая перемена?

– Вы, ребе Исаак, причина этому, – ответил он. И, резко повернувшись, спросил: – Это правда, ребе Исаак, это правда, что Вы христианин?

Вопрос был задан внезапно и, подобно молнии, потряс меня. Два страшных слова ожили в уме моем: «да» или «нет». Мне вдруг представились духовная бездна отрицания «нет» и будущие последствия при ответе «да». Я предпочел второе.

– Да! – ответил я громко и твердо. – Да! Я христианин по искреннему убеждению! Делай, что хочешь, можешь даже оповестить об этом всех и вся.

– Брат! – сказал мне ласково Самуэль. – Меня совсем не волнует, что ты по убеждениям не иудей. Я и сам не верю в истинность иудаизма. Однако меня глубоко печалит, если ты действительно христианин. Если религия иудеев не истинна, то может ли вообще какая бы то ни было религия быть истинной?

– Ты заблуждаешься! – воскликнул я, – и заблуждение твое происходит от поверхностного взгляда на жизнь и на многие важные вещи. Разве ты разбирался серьезно в дарованном нам Откровении, чтобы делать такие выводы о религии наших предков? Иудаизм, а именно религия Моисея, т. е. Ветхого Завета, абсолютно истинна, ибо была дарована Богом-Саваофом и в ней имеются все обетования о пришествии в мир Спасителя, т. е. о Славе и Утехе (Надежде) Израиля – Иешуа Гамашиахе. Об этом мы узнаем из пророков. И христианство истинно, ибо в Новом Завете как раз и исполнилось все, что предсказывали пророки. Тора, книги Невиим, Кэтувим, т. е. Ветхий Завет, действительно, загадочен и непонятен без Нового Завета. Именно это были вынуждены исповедовать первые иудеи, последовавшие за Христом-Машиахом. И это несмотря на то, что видели чудеса Его и слышали сладостнейшее Учение, о котором никто, нигде и никогда прежде не слышал. Как раз доверие к Нему, т. е. ко Христу, они и основывали на словах пророков. Вот что говорит один из ревностнейших иудеев, а именно апостол Петр, который одним из первых последовал за Христом: «И притом мы имеем вернейшее пророческое слово, и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших, зная прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» (2 Пет. 1, 19–21).