На писк стиралошного монстра приперлись все. Вообще все. И десять рядов с люстры, и три слоя из-под ковра. И тараканы, и прочие букашки. И чей-то давно умерший кот. Не то чтобы скелет, скорее, привидение кота. Ну не захотел идти на Зарадугу, сидел, сидел, слушал как ему ангелы кискискают, передумал и пошел обратно по тоннелю домой. Так и бродит до сих пор по девятиэтажке где хочет.
Приперлись все, стали бесшумно ржать и клешнями да щупальцами с ложноножками тыкать:
– Блевотка висит! Ха-ха-ха. Идиотище.
Ну сам виноват как бы. Не надо было выпендриваться, нос воротить от кухонных монстров. Виси теперь, друг сердешный, до утра. А утром хозяйка сама решит, что с этими страшными зелеными трусами делать. Может, выкинет нафиг в мусоропровод, там на стиралошного монстра помоешные давно зуб точат. А не надо было в мусоропровод орать: «Дураки вонючие!»
Очень плохо у стиралошного монстра с дружбой было. Не любил его никто.
Перестал он пищать о помощи, повисел молча три минуты, да и заревел с зелеными такими красивыми соплищами: «Я больше не буду, простите меня!»
Ну, кухонные добрые душой были ребята. Когда всю жизнь возле вкусных огрызков да в тепле обитаешь, говнистых характеров не бывает. Говнистость – она от голода, холода и прочих неблагоприятных условиев появляется в организме.
– Точно не будешь больше?
– Честно-честно.
– Поклянись.
– Клянусь хозяйкиным лифчиком, что больше никогда не буду обзываться.
– А покатаешь нас в стиралке?
– А вы не наблюете тама?
– Наблюем. А пену нам сделаешь для вечеринки?
– Сделаю! Снимите меня сейчас же! У меня уже синяки от прищепок.
Повскакивали кухонные монстры друг на друга, сделали пирамиду и клешнями да щупальцами с ложноножками кое-как побороли старые прищепки. Упал стиралошный в копытца да в лапки к кухонным монстрам: «Спасибо, спасибо!» – говорит.
Очень ему не хотелось, чтоб помоешные ему морду сильно набили и в какашках изваляли.
С тех пор на каждой Бесшумной огрызошной вечеринке блевотный аттракцион «Эх, прокачу!» и мыльная пена до самого потолка.
Если у вас нет крепких прищепок и вы вдруг вытащите из стиралки неожиданные зеленые трусы, киньте это обратно. А то выколупывай вас потом из дырочек…
Синяк и лохматый
Лохматый так хотел собачку, что, проснувшись однажды ночью, увидел, как она бродила по его комнате. Правда, у нее было шесть ног, она чуть-чуть светилась и была синей, но все равно – чудесной.
Лохматый замер от восторга и молча любовался песиком.
– Назову его Фридрихом. Или Синяком. Здорово же будет орать на весь двор: «СИНЯК! Ко мне!»
Тут Синяк нашел носок и стал с чавканьем его жевать.
– Синяк! Фу! – громко сказал Лохматый.
От неожиданности песик упал на бок и притворился дохлым. Тогда Лохматый слез с кровати и вытащил пожеванный носок из пасти:
– Нельзя носок есть! У тебя живот потом болеть будет.
– Ни разу еще не болел, – буркнул песик, продолжая лежать на боку.
– Ты говорящий! Во дворе все сдохнут от зависти.
– Все сразу?
– Ага.
– Я люблю такое. Когда дохнут.
– Кто ж не любит! – улыбнулся Лохматый.
– Ты странный мальчик. Первый раз такого вижу, чтоб не орал, – сказал Синяк.
– А я первый раз вижу говорящего песика.
– А я и не песик вовсе.
– А кто?
– Дашь носок дожевать, скажу.
– На. А моя мама говорит, что если есть вредную фигню, то может случиться заворот кишок.
– А моя мама говорит: «Ешь, пока роток свеж!» – прочавкал Синяк.
– А ты как в мою комнату пролез?
– Через щелочку под обоями.
– Здорово. А можно к тебе в гости?
– Лучше не надо. Тем более, ты в щелочку не пролезешь.
– Жалко. Тогда пошли завтра днем в наш двор, я тебя ребятам покажу.