Наконец, я дошел до лестницы. Снизу слышались громкие голоса. Кажется, родители ругались.

– Ничего еще не решено! О, Тыковка, ты наконец-то спустился. Во дела, да ты одеваешься еще дольше, чем я, – мама подошла ко мне, снова обняла за плечи, и мы с ней направились к длинному столу.

На обед были оливки, маслины, ломтики лимона и огромная пицца с грибами и сыром.

– Я замучался ее подогревать по нескольку раз, пока ждал, когда вы оба наконец-то спуститесь, – заявил отец.

Было видно, что с моим приходом он быстро сменил предмет разговора на всеми любимую тему под названием «Пицца». Я сел в самый дальний угол. Настоящие родители (или параллельные родители… тьфу, я сам уже запутался, как их называть) уселись на прилично дальнее расстояние друг от друга. Мама на этот раз была в элегантном красном платье (это называется «переоденусь во что-то более домашнее»?), а отец был облачен в махровый халат. Отец был высоким брюнетом с модной стрижкой, и, хотя он был в халате, а не в изысканном костюме, халат этот был определенно не из дешевых.

Передо мной стояла тарелка с уже заранее отрезанным кусочком пиццы. Хотя аппетита не было и в помине, я взял его в руку и принялся поедать. У пиццы был крайне тягучий сыр. Я пытался съесть его, но он только больше облепливал тарелку, руки и рот. Родители, казалось, не обращали на меня никакого внимания.

Мама изысканно-театральным движением взяла вилку и выбрала себе одну из маслин. Отец решил не мучаться так, как я, и отрезал от своего куска пиццы маленькие кусочки, но почему-то не спешил их съедать. Ели мы в абсолютной тишине.

– Ну, чем сейчас занимаешься, Андрей? – спустя пять минут решила первой нарушить тишину мама. Она взяла всего лишь вторую оливку за это время.

Я был весь перепачкан сыром. На рубашке от него оставались жирные пятна. Я потянулся было за вторым куском, но мама, чуть ли не подпрыгнув, опередила меня.

– Держи, Тыковка! – радостно сказала она, передав мне еще один кусочек, и села на место.

– Спасибо, э… мам.

При этих словах щеки ее немного порозовели. Отец громко фыркнул, мама лишь кинула на него недовольный взгляд.

– Я э… чем я сейчас занимаюсь? – начал я, чувствуя, как от волнения у меня начали потеть ладони, – да как обычно… учусь, иногда где-нибудь слоняюсь с друзьями…

– Сейчас Адре не учится. Он сдал переходные экзамены экстерном, и я решил, что он может немного отдохнуть, – перебил меня отец.

«Ого, экстерном!» – подумал я. – «Неужели в этой реальности я настолько умный?».

– Какой ты у меня молодец! – похвалила мама и даже съела в честь этого вторую оливку.

– Не благодаря тебе, – не очень громко сказал отец, но так, чтобы мы с мамой услышали.

Мама хотела что-то ответить, но губы ее задрожали. Отец резко встал, почти с грохотом отложил вилку и нож и пошел прочь из столовой.

Я совершенно не знал, что делать: моя мама смотрела ему вслед и было очевидно, что она сейчас заплачет. Я сказал первое, что пришло мне в голову:

– Мам, поешь пиццы.

– Что?

Она перестала смотреть в сторону уходящего отца и удивленно посмотрела на меня.

– Она очень вкусная, – я встал, взял ее тарелку и положил самый маленький кусок. Почему-то мне казалось, что нужно положить самый крошечный.

Мама смотрела то на пиццу, то на меня, всего обляпанного сыром. Я чувствовал сильное смущение, но мне отчаянно хотелось отвлечь ее от каких-то очень тягостных мыслей.

– Ум! Как вкусно! – сказал я, пытаясь откусить кусок так, чтобы сыр не растянулся от тарелки до самого подбородка, но у меня ничего не получалось.

Мама отвлеклась и начала смеяться. Все-таки на глазах у нее выступили слезы, но не от обиды на отца, а из-за смеха.