Время обеда подошло, и мудрая Нелл прикатила сервировочный столик сразу к нам. Мы наполнили тарелки и продолжили беседу, держа их на весу. Я был счастлив. Время, как акробат в цирке, сделало кульбит и вернуло нас на двадцать лет назад.

– Ада, ты все время говоришь и почти ничего не ешь.

– Не хочу, Нимбл. Я так часто болею и все время боюсь.

– Чего? – вырвалось у меня.

– Часовых стрелок. Боюсь, что они остановятся, а я не успею.

– Чего? – не удержался я снова.

– Не успею тебе рассказать… какое вкусное мороженное мы ели во Флоренции, – она рассмеялась и рука Юга, гладящая ее ладошку, остановилась.

– Ты устала, милая? – спросил он и, дождавшись кивка, предложил ей опереться на свою руку. – Нимблус, прости, ей давно пора отдыхать.

Я приподнялся, а Юг голосом и движением руки, приказал мне снова сесть.

– Нет, нет. Мы тебя никуда не отпустим. Подожди меня здесь. Я быстро.

Я крутил в руках фарфоровые фигурки на каминной полке и ждал возвращения Юга. Мысленно выстраивал разговор и даже видел картину целиком: как я стою, расправив плечи и небрежно опираюсь на эту полку локтем; как щурюсь, глядя в переносицу всё еще друга и бросаю ему в лицо свое знание и понимание свершившегося.

– Ну, как? Дошло до тебя? Ты, Нимблус, у нас всегда был… основательным и не торопливым. Но похоже ты понял?

Я вздрогнул и оглянулся. Демоны Босха, вся мизансцена по ветру пеплом! И когда он вернулся?

– Я понял.

– И что ты понял? Будешь глинтвейн? Вечерами пока всё еще промозгло. Как поживаешь? – Юг, как обычно, без всякого перехода, вывалил сразу несколько вопросов, превратив их в хаос. Я просто кивнул, не желая тоже все смешивать в кучу. Да и не ждал он, по обыкновению, моих ответов – вон уже протянул руку и снимает щипцами с крюка закопченный чайник.

– Ты садись, садись, а то вдруг ошпарю нечаянно, – а я вздрогнул и отшатнулся словно это уже случилось, – На. И, давай, уже спусти пар.

Я взял протянутую кружку, погладил ее глиняный бок и приосанился. Юг вдруг засмеялся.

– Прости, Нимблус, просто так оказывается здорово вдруг осознать, что хоть что-то остается неизменным. Итак…

Я вздохнул и уткнувшись носом в кружку выпалил:

– Это не Ада. Верней не со всем она, да? Как тебе удалось? Мы до сих пор топчемся на месте, но дальше тупых резиновых кукол не ушли. А здесь… Она реагирует на раздражители! Она адекватно реагирует на раздражители. На все: на тактильные, на эмоциональные… на свет, на звук, – я вскочил и чуть не облился все еще горячим глинтвейном. Замер на миг и поставил кружку на камин, – Юг, уверен, что она и на огонь, и воду реагирует. А рефлексы!!! У!!! Какие у нее рефлексы! И условные, и безусловные… – я схватил себя за волосы, взъерошил их, и заметался по комнате, не находя слов…

Глаза друга не следили за моими метаниями. Он сидел, смотрел в огонь и отхлебывал время от времени их своей чашки. Его лицо порой освещалось довольством человека, добившегося признания, а потом снова проступала усталость, тревога и что-то еще… я не смог прочитать этой эмоции на его лице и заткнулся. Тишина замерла в растерянности, а потом плавно растеклась по комнате, и я присел в кресло, прихватив по дороге свою кружку.

– Что ты умолк? Оказывается, это приятно – услышать столь бурную оценку своей работы от старого друга. Может еще позадаешь вопросы?

– Вот еще! Можно подумать ты дашь ответы, – буркнул я и отхлебнул.

– Отчего же, – усмехнулся Юг. Встал и прошел к бюро его деда, открыл и вынул несколько папок. Открыл верхнюю и одну за другой отколол несколько фотографий, – Прости, это личное. А вот это бери. Надеюсь, ты найдешь все ответы на свои вопросы.