*****

После того как деньги были собраны, красавица Злата Ким подошла к ближайшим кустам, где, как оказалось, совершенно наглым образом, прямо рядом с толпой, лежал полиэтиленовый мешок, набитый неизвестными вещицами. Роковая вьетнамская красавица с цыганскими корнями каждому раздала что-то, видимо то, что полагается.

– А откуда она знает, что нам надо? – изумлённо спросил Толяна Санёк, сжимая дар Златы Ким в кулаке, но боясь его разжать и посмотреть в ладонь.

– Запомни, в этом месте каждый получает только то, что на самом деле хочет. Вот бывает, идёт человек с твёрдой уверенностью что за чем-то очень нужным, например, лекарством дефицитным для больного родственника заморским, которого в аптеке не найдёшь, думает об этом, просит, молится. А получает амулет для приворота… Или яд… Тут материализуются самые твои откровенные мысли и желания. Нельзя обмануть самого себя…

Удовлетворив всех, каждому отдав какую-то вещь, которую нельзя было увидеть соседу, Злата Ким сказала напоследок Толяну:

– Тэ явЭс бахталО!

Что в переводе с цыганского значит «Счастливо оставаться». Её безупречная фигура проплыла обратно, в заброшенный дом, и скрылась за его тёмными покосившимися стенами…

– Ох, красивая девка, Злата Ким… – цыкнув железным зубом, протянул Толян, – Но ты это, на неё слюни-то не пускай, губёнки не раскатывай. Она дочь местного мандарина и одновременно цыганского барона, за неё голову махом отрежут, даже не моргнут. Можно отсюда и не выбраться никогда, без головы-то и ног не больно побегаешь. Так и останешься плавать в Неве с привязанным к ногам камнем. Вьетнамцы они, кстати, такие, кровожадные. А уж вьетнамские цыгане, это я тебе скажу, вообще что-то с чем-то. У них же главное местное лакомство знаешь какое? Собака, фаршированная человеческими ушами убитых врагов, они думают, что таким образом от врага силу его себе забирают. Что загрустил, не тушуйся, хватай свои сокровища и поканали отсюда, сейчас военные нагрянут!

В этот момент Толян удивительным образом преобразился и показался Саньку похожим на актёра из «Начальника Чукотки». В своём колхозном наряде он поразительно теперь напоминал того эпатажного персонажа. Они вдвоём пошли по странным образом материализовавшимся внутри Ленинградской области пустынным барханам песков. Где-то вдалеке, как мираж, маячил караван верблюдов, которых здесь не могло быть по определению, а сухой горячий ветер трепал саксаул и гнал куда-то «перекати-поле», унося с собой звон колокольчиков кораблей пустыни. Пески эти можно было принять и за иссохшую реку, и за степную пустынь, невесть откуда взявшуюся в совершенно не подходящей для того климатической зоне.

– Толян… А как это вроде мы были в деревне, а потом сразу пустыня, а впереди вон высотки недостроенные… – удивляясь метаморфозам пространства лепетал Шурик.

– Это же Зона, Санёк, – спокойно отвечал сталкер, – Тут и не такое увидишь, так что ты привыкай, здесь ничему удивляться нельзя.

– Что за Зона?

– Со временем поймёшь…

Сталкер и Санёк преодолевали горы песка, поднимались и опускались по пустынным песчаным тропам, пока наконец не вышли к строящимся коробкам новостроек. Там Толян, видимо не раз уже здесь бывавший, смело юркнул в один из подвалов. Ох уж эти подвалы панельных девятин! Кто из пацанов там не бывал, не прятался в секретных теплушках между трубами, не гонял кошек, не курил втихаря «Радопи» и не пивал вина? Эти грязные, загаженные подвалы с лабиринтом технических помещений и вереницей трубопроводов с детства знакомы каждому советскому школьнику. Этот же конкретный подвал был ещё не до конца оборудован, с песчаным полом и грудами строительного мусора.