Русалки не очень хорошо слышали, но всегда чувствовали вибрацию её шагов, различали запах рыбы и ламинарии. Вздохнув на секунду, Таня поставила миску на берег реки и медленно спустила ноги в воду, а потом соскользнула туда целиком. Вода, разумеется, была холодной, особенно по дну, где били родники. Русалки уже скользили к ней, поднимаясь кругами, и Таня взяла миску с берега и повернулась к ним.

Ласкались те, как дельфины, потираясь носом о её ладони, которые она подставляла, держа миску по очереди то в одной, то в другой руке, проплывая вокруг неё, стараясь дотронуться до неё, пока Таня аккуратно их подсчитывала и машинально говорила им что-то успокаивающее, нежное. Как и должно быть – двадцать три русалки, самый маленький, беспалый, тоже вился вокруг, и Таня посмотрела на него с особой нежностью – при изменении из мальков у него не до конца сформировалась кисть левой руки, оставшись гибким плавником. Это не сильно ему мешало, но отличало от прочих, и Таня с Агатой надеялись, что это никак на него в дальнейшем не повлияет.

– Я вечером приду вам почитать, – спокойно сказала Таня, гладя подставленные головы с гладкими мокрыми волосами, по ощущениям похожими на влажную кроличью шерсть. – Надеюсь, вы будете слушать внимательно.

Русалки «залаяли», радостно улыбаясь. Они просто обожали вечернее чтение. Практически все из них уже понимали человеческий язык, и как только на следующей фазе развития у них видоизменится форма челюсти и зубы, возможно, часть из них сможет заговорить.

Чтение тоже было гарантированной возможностью сформировать прочную связь, как и прикосновения, и Таня с Агатой планировали использовать абсолютно все возможности, чтобы не допустить ни единой ведявы из своих двадцати трёх особей. Любили русалки особенно Тургенева, Александра Грина и почему-то Оскара Уайльда, а стоило Тане однажды начать читать Чехова, как русалки зашипели и скрылись под водой. Хотя, казалось бы, Чехов.