Хотя Таня ещё мечтала стать кем-то с картинок учебников. Она долго рассматривала в зеркало свои глаза и мысленно спрашивала себя: «Кто я?» – чувствуя себя, как Мулан, стирающая половину своего традиционного макияжа. Только Таня не знала, что именно ей нужно стереть. Что из всего этого было ею, а что не было?

Все её одноклассники добились успеха в той или иной области. «Здравствуйте, я – Константин, у меня своя фирма, дочь и прекрасная жена, вот мой дом». «Здравствуйте, я Яна, я вышла замуж, запустила свою коллекцию одежды, моя маленькая дочь изумительна и похожа на меня». «Здравствуйте, я Ира, у меня двое детей и чудесный муж, никто ничего не знает о нашей жизни, но и не нужно, у меня всё хорошо и без этого». «Здравствуйте, я Настя, мы переехали жить в другую страну, я сама работала над обстановкой в доме, я беременна». Их звали так же, но их теперь можно было описать в нескольких словах.

«Я тоже хочу несколько слов, – в отчаянии думала Таня, сидя на окне, болтая ногами, и допивая из горла Сангрию по акции. – И чтобы эти слова были осмысленными, а не как у меня всегда. Меня зовут Таня, и я чёрт знает что такое».

Если бы здесь была Агата, она расхохоталась бы в голос над этим высказыванием.

Иногда Таня чувствовала острую нехватку кого-то вроде Агаты, хотя они не были знакомы. Правда, несколько раз они даже ходили по одному и тому же магазину, видному из окон Тани. Один раз Агата была в компании Нади, они выбирали вино и самые дешёвые макароны – и что-то напевали; Таня посмотрела на них и легко улыбнулась.

Всё так и тянулось без изменения. Вплоть до дня города, когда всё изменилось.

В начале лета Ксюха, очаровательная неудачница, уехала работать в отеле на Кипре. Жизнерадостная, она присылала свои фотографии с огромными улыбками и сияющими голубыми глазами, с экзотическими цветами в светлых волосах.

Агата радовалась, глядя на эти фотографии, а потом лепила их к холодильнику магнитами из поездок. Весь холодильник цвёл счастливой Ксюхой, и Агата не могла удержаться от улыбки, хотя поводов для улыбок практически не было: старшеклассники сдавали экзамены, и присутствовать при этом означало сначала тренировки, как будто это были не экзамены, а транслирующаяся на всю страну казнь особо опасного преступника, а после точное соблюдение процедуры. Всё было под камерами, и ошибки были недопустимы. Несмотря на то, что Агата по жизни была собранным перфекционистом, записывающим все предстоящие дела в планер и ведущим списки прочитанных книг и просмотренных фильмов, ей приходилось напрягать все свои силы (которых и так оставалось мало после учебного года), чтобы просто заставить себя встать утром, накрасить ресницы, глядя в маленькое захватанное зеркало, расчесаться, одеться и пойти на очередную показательную казнь.

В это же время Таня также переживала не лучший период своей жизни. Сменщицы всё не было, и смены в магазине, казалось, занимали больше времени, чем время вне работы. Таня приходила домой, шалея от свежего воздуха и тишины, дышала, захлёбываясь непрожитым летом, пинала лениво кружащийся тополиный пух, подолгу задерживалась, чтобы рассмотреть рельеф не-магазина. Магазин казался приевшимся, как засаленный халат, на него привычно, но тяжело было смотреть. Каждый угол, каждая деталь, каждое животное в нём было привычно, тёплый застоявшийся воздух, пахнущий гаммарусом, опилками, сырой от работающих аквариумов, сводил с ума.

– Я хочу поехать домой на день города, – робко упомянула Таня своей хозяйке, тоненькой седеющей женщине, которая была неуловимо похожа на крыску со сложной причёской. – Можно мне…