Не “когда-нибудь”, а “к 1 июля, к 22:00, к открытию дверей”

Если хоть один из этих элементов выпадал, цель расползалась, как вязаный свитер. А если все были на месте – ты просто садился за штурвал корабля и знал: через шторм и крики чаек ты всё равно доплывешь до берега.

Джексон шёл вперед как танк. Ему было всё равно, сколько людей скажут “это невозможно”, всё равно, сколько раз всё пойдёт не по плану.

Он только спрашивал:

– Дедлайн какой?

– Что считается успехом?

– Какие ограничения

И дальше просто работал.

Мне всегда казалось, что, если бы я однажды дал ему задачу построить новый город среди пустыни, нарисовал его на салфетке в баре с написанным техническим заданием и дал эту салфетку Джексону – через год там уже стояли бы небоскрёбы.

И знаете, в этом тоже была своя магия:

В мире, где почти все только мечтают и жалуются, был человек, который брал и делал.

Может быть, именно поэтому я доверял ему, как себе.

Потому, что, когда ты много лет подряд видишь только обещания на ветер и пустые слова, встреча с тем, кто знает цену поступкам, становится настоящим чудом.

Может быть, таких людей и надо называть настоящими волшебниками, только без мантии, без палочек и без фокусов.

Просто люди, которые умеют превращать замыслы в реальность и строго следовать инструкции к применению.

В его руках даже самая безумная идея – не сказка, а проект с дедлайном и планом действий.

В детдоме я рано начал читать. Сначала от скуки. Потом – чтобы не сойти с ума от серости вокруг.

Книги были единственным спасением. Они не били, не кричали, не требовали. Просто всегда были рядом. Я быстро прочитал всё, что было в нашей библиотеке – от «Приключений Тома Сойера» до «Братьев Карамазовых». Читал без разбору – русских, зарубежных, тяжёлое, детское, философское.

Некоторые книги я тогда не понимал, но возвращался к ним позже. Словно отложенные разговоры, к которым созреваешь.

“Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая несчастлива по-своему.”

– Лев Толстой

Я читал эту фразу и понимал: про мою жизнь написано. Про нас, про тех, кто не в семье. Кто не по любви. Кто не любим.

“Человека можно уничтожить, но нельзя победить.”

– Хемингуэй

Это я повторял себе, когда терпел. Когда хотелось ударить в ответ. Когда нельзя было заплакать, потому что за это били сильнее.

“Одиночество – это когда рядом никого, а внутри ещё хуже.”

– Достоевский

Я читал, потому что не с кем было поговорить. Книга заменяла собеседника. Ловил себя на том, что веду диалоги с персонажами. С вымышленными людьми – потому что настоящих рядом не было в нужном количестве.

Позже понял, что чтение дало мне больше, чем воспитатели. Начал лучше говорить, увереннее писать, быстрее думать. Слышал, как люди запинались, искали слова, а у меня они были – откуда-то из Чехова, Горького, Брэдбери.

Может, именно поэтому я смог потом выбраться. Слова вытолкнули меня из безмолвной жизни. Они дали мне форму.

Сейчас у меня другие книги. Контракты. Сметы. Цены. Планы. Я давно не перечитывал Достоевского. Даже не уверен, что смог бы сейчас найти время.

Но иногда мне кажется, что тот мальчик во мне всё ещё держит фонарик под одеялом и читает книгу под названием “Жизнь”

Сегодня солнечно и я решил открыть окно, чтобы солнцу было проще поступать в салон минуя тонировку машины. На одном из светофоров что-то резко начало меня слепить, пытался увернуться, но этот луч света преследовал мои глаза, как проснувшаяся пчела преследует человека, потревожившего её сладкий сон. Где-то в бардачке у меня были солнечные очки, на ощупь я достал их и только одев сразу же увидел, что в трамвае, который ехал параллельно со мной, кто-то слепит меня солнечным зайчиком.