Как ему о времени судить,
Как жилось ему и как служилось?
Только то, что было, не забыть!
Голос муэтдина на рассвете
На молитву будит кишлаки.
Утро снайпер вновь встречал в секрете,
В кишлаке кричали ишаки*.
На тропе у серого утёса
Показался первый моджахед,
На спине рюкзак тяжёлый нёс он,
Пятеро ещё ему во след,
Тоже с рюкзаками. Автоматы,
И гранаты в новеньких чехлах…
«Кто-то же несёт такие траты…» —
Думал снайпер, чтоб невольный страх
Подавить под «ложечкой», в коленях,
Меж лопаток липкий страх унять,
Усмирить его в набухших венах,
Всё понять и этот бой принять.
Первый был положен прямо в сердце,
На колени встал и рухнул ниц,
Пятого отправил следом «греться»,
Остальных уже не видел лиц.
Положил их всех. С тропы не скрыться,
Даже и ответить не смогли,
И аллаху нЕ дал помолиться,
Шестеро в ущелье полегли.
«Надо уходить. Что с рюкзаками?
Мало перевозчиков убрать…»
– Мысли не потоком, а рывками, —
«Как бы рюкзаки ещё собрать?»
Не успел. Спуститься к ним не дали,
Но и оставлять нельзя никак…
«Мать твою… Вот нЕ было печали,
Целый взвод ещё, ведь не пустяк…»
Целился не долго, на удачу,
И, промолвив: «Господи, прости»,
Дав поправку в ветер, на отдачу,
Медленно крючок потом спустил.
Он попал. И грянул взрыв гранаты,
Ждать не стал пока в него пальнут,
Обругал недобрым словом Штаты,
Снялся и бегом, как нЕ был тут.
Десять дней без права передышки,
Десять дней по скалам и камням,
Уж не помнит, как на наших вышел…
«В штаб бы мне!» – успел сказать парням.
Чуть в себя пришёл и всё, «приплыли»,
Год почти допросов, а потом,
Все заслуги прошлые забыли…
И один сидит теперь с котом.
Спросите жена? Жена сказала :
«Ждать мне надоело, ухожу,
Я с тобой почти старухой стала,
А другому, может быть, рожу…»
После перестройка, бизнес, «мани»,
Внешний лоск и, вроде бы успех,
Только он теперь почти на грани…
Новый Год – то праздник не для всех…
Новый Год застыл в афганских скалах,
В этот «праздник» он всегда один,
В кишлаке, а не в парадных залах,
В Новый Год взывает муэтдин…
*Ишак – осёл
Мы не забыли!
Друзья мои, ах как бегут года!
Твердим друг другу :
«Помнишь ли, а вспомни,
Как мы любили юные тогда,
А помнишь то, какой была ты скромной?»
– « А ты скажи, неужто ты забыл,
Какой ты был кудрявый и весёлый?»
– « Мне кажется я с детства лысым был,
Ну а весёлым … – просто бестолковый!
И весил я едва ли шестьдесят,
А может быть и меньше килограммов.»
– "А я была и вовсе сорок пять,
Теперь в два раза больше – трижды мама,
Но внучка у меня совсем, как я,
Улыбка та же, рыжие веснушки…
А где скажи теперь твоя семья …,
Прости вопрос. Ведь я уже старушка…»
– «Старушка, ты? Да ладно, не смеши,
Морщинки нет и зубы все на месте,
С тебя хоть щас портрет ещё пиши,
Ты фору дашь молоденькой невесте!»
– " Ты снова мне, как в детстве, снова врёшь,
Но мне приятно, что ещё здесь скажешь?
Но ты и сам вполне ещё сойдёшь…
А лысину свою ты чем-то мажешь?»
– " Да это всё пустое, пустяки…
А помнишь Вовку с первого подъезда,
Что мял, как глину, в пальцах пятаки?
Так нет его… А помнишь после съезда
Мы ждали снова лучших перемен,
А дождались крушения Союза?
А Сашку помнишь, видный супермен,
Так для него была Наташка музой!»
Тот долго продолжался разговор,
Так долго мы друг друга не видали,
И пусть уже не так наш крепок взор,
И пусть сейчас на столько старше стали…
Но юность в нас по прежнему жива,
Пусть старше наши вера и надежда,
За то любовь по прежнему права,
Она же не ветшает, как одежда!
Души вновь взлетели к Богу стаей
Души вновь взлетели к Богу стаей,
Будем помнить всех их поимённо,
След их тихо в зимнем небе тает,
Словно светлой песней окрыленный…
Реквием сегодня не смолкает,
В храмах православных панихиды,