– Да?

Девушка, открывшая дверь, маленькая и светловолосая. У нее бледная кожа, что, должно быть, доставляет много хлопот при жаре, и такие бледные ресницы, что их почти не видно. Держась за ручку, она открывает дверь лишь настолько, насколько это необходимо. Вид у нее не враждебный, но взгляд настороженный.

Эверетт протягивает вперед удостоверение:

– Детектив-констебль Верити Эверетт. Я здесь по поводу Калеба Моргана.

– А, да. Калеб. Конечно. Проходите.

У нее великолепный вид из окна на заднюю часть одного из викторианских зданий, перед которым обустроена аккуратная мощеная площадка с деревянными скамейками, кустами и каменным барбекю. В самой комнате потолки могли бы быть повыше, зато к ней примыкает ванная, а на полу лежит вполне приличный ковер. «Довольно миленько», как и все в этом колледже. Вероятно, им следовало бы сделать это своим девизом. На латыни, естественно.

Эверетт садится за письменный стол, а Хьюз пристраивается на приоконной скамье. На столе лежит мобильный телефон, но, как только девушка видит, что Эверетт поглядывает на него, быстро встает и забирает его.

Эверетт достает записную книжку:

– Калеб ваш молодой человек, верно?

Хьюз кивает.

– Как давно вы вместе?

– Примерно девять месяцев.

Эв записывает.

– Насколько я знаю, он пришел к вам в пятницу вечером… чтобы рассказать о случившемся?

Еще один кивок.

– Он не собирался ничего с этим делать, но я сказала, что так неправильно. Что ей не следовало так себя вести.

– «Она» – это профессор Фишер?

– Она позволяет себе лишнее. Не только в том, чтобы сидеть с ее ребенком. И в другом тоже. Она считает, что ей это сойдет с рук, потому что она занимает высокое положение. Потому что она женщина и привлекает к себе много внимания.

– Вы знакомы с профессором Фишер? Как я понимаю, вы работаете над другой темой? Английский, да?

Девушка хлопает глазами:

– Да. И нет, я с ней незнакома. Но я ее видела, естественно. В колледже. Трудно не увидеть.

Сами слова подразумевают горечь, но тон у Хьюз на удивление бесстрастный, а тело не выдает никаких эмоций. Она просто сидит на скамье, сложив руки на коленях.

– В пятницу вечером, когда вы виделись с Калебом, что он вам сказал?

– Он сказал, что она приставала к нему. Что он ответил «нет», а она не обратила на это внимания.

– Вы не знаете, рассказывал ли он об этом кому-то еще?

Она ерзает:

– Он рассказал матери.

Эв записывает:

– Он сделал это при вас, когда был здесь?

Она кивает:

– Я настояла. И она согласилась со мной – все это так оставлять нельзя.

Эв секунду внимательно смотрит на нее. Трудно поверить, чтобы этой девицей двигало что-то еще, кроме зависти к Фишер: к ее положению, к ее известности, к ее абсолютной власти. Можно добавить сюда щедрую порцию ревности и всего прочего.

Однако это не означает, что она говорит неправду.

На пути из Саутгемптона есть точка, на которой Сомер начинает чувствовать себя почти дома. Подъем над Риджуэйской дорогой, легкое изменение в ландшафте, которое обозначает плавный спуск к Оксфорду. С тех пор как Сомер стала встречаться с Джайлсом, она десятки раз ездила этим маршрутом, и этот момент, как и пейзаж, всегда разделял два направления. Назад, к тоске по нему; и вперед, к работе и всему, что есть ценного в ее собственной жизни. Сегодня впервые она смотрит только в одном направлении. Она не собирается думать о том, что осталось позади.

Проезжая съезд на Комптон и Ист-Айли, Сомер чуть крепче сжимает руль и давит на педаль газа.

Адам Фаули

8 июля 2018 года

10:20

Алекс все еще спала, когда я уезжал в тренажерку, и я решил ее не будить. Важнее, чтобы она больше отдыхала, чем чтобы я демонстрировал свою заботу приготовлением завтрака. Но на пути из тренажерки я все же покупаю два капучино и парочку круассанов с миндалем в ее любимой кофейне. Хотя потом выясняется, что я зря потерял время.