– Это мы узнаем, если ничего не будем делать и тупо ждать окончания релаксации.
– Равновесие новой реальности должно быть непротиворечивым, а четыре мужа – это…
– Функция релаксации – экспоненциальная, к равновесию приближается асимптотически… Черт! Прекрати разводить демагогию! Чтобы вызвать декогеренцию, необходимо создать причинно невозможную ситуацию. Согласен?
– Если ты попробуешь создать такую ситуацию, – насмешливо произнес Купревич, неожиданно почувствовав себя способным не только дискутировать с Лерманом, но и победить в споре, – то у нее будет причина, и, значит, никакая созданная кем бы то ни было из нас ситуация декогеренцию не вызовет.
Лерман молчал, сцепил пальцы, думал.
– Вода теплая, – сказал Баснер. – Люди купаются. А она лежит в земле.
Он прижался лбом к стеклу, и плечи его затряслись.
– Господи, – пробормотал Лерман. – Только истериков нам не хватало.
«Историков», – расслышал Купревич и сказал:
– Он меня уверял, что вся история – набор фальшивых интерпретаций, и чем глубже в прошлое, тем их больше. А верных нет вообще.
– Ну да, – вяло согласился Лерман. – Склейки происходят, скорее всего, так же часто, как ветвления. Любая реальность, в какой бы ты ни оказался, есть, в общем случае, суперпозиция. Ветвления меняют мир незначительно, значит, и склейки почти не изменяют реальность. Время релаксации вряд ли в таких случаях, а их подавляющее большинство, больше секунд, а то и миллисекунд. Мы этого не замечаем, иногда обращаем внимание на предметы, которых раньше не было, или предметы, которые только что были вот тут, а сейчас их нет.
– Это известный эффект, я его математически описал в статье…
– О! – воскликнул Лерман. – Для тебя эффект – известный и естественный, а как его воспринимают другие? Будто провал в памяти, верно?
– Да, – согласился Купревич.
– Я, – задумчиво произнес Лерман, – использовал в работе другой эффект. Эн-Эл-О.
– Ты полагаешь…
– Почему нет? Соответствие уравнениям ветвления полное! Время релаксации совпадает с точностью до порядка! Кто-нибудь описывал эн-эл-о, живущее больше нескольких минут?
– Я ничего не понимаю, – подала голос Лена. – Вы перескакиваете с пятого на десятое.
– Чушь! – Лерман по-прежнему смотрел в потолок. – Мы предельно последовательны. Итак, время релаксации зависит от сложности склейки и варьируется в пределах от квантового времени для склеек атомного размера до нескольких суток для таких сложных суперпозиций, как наша.
– Что это нам дает? Никакие уравнения все равно…
– Конечно, нет! Только качественные выводы. Это плохо, да. Любое наше решение будет приблизительно и может привести к последствиям, которые мы не способны предсказать. Но ничего не делать?
Лерман выстрелил себя из кресла, как из пращи.
– Господи! – воскликнул он. – Я понял!
Купревич с Леной переглянулись.
«Он понял. Я понял это раньше. И ни за что не скажу вслух».
Лерман подошел к стоявшему у окна Баснеру и ударил того по спине кулаком. Не сильно. Скорее, приложил кулак и тут же отдернул. Баснер стремительно обернулся.
– Что… Что вы…
– Вы правы, – сказал Лерман. – История – набор фальшивых интерпретаций и артефактов. Вся. Потому что вся история не только человечества, но мироздания – это суперпозиция различных состояний, множества склеившихся ветвей, безумная калейдоскопическая игра природных сил и законов физики. И знаете, что надо сделать, чтобы разрушить конкретно нашу суперпозицию? Вы ведь не хотите быть одним из четырех мужей нашей любимой Ады?
– Я не…
– Хотите или нет?
– Нет, черт вас всех побери!
– Ну вот, – удовлетворенно сказал Лерман и произнес наконец слова, которые Купревич уже несколько раз повторил мысленно: – Все просто на самом деле. Чтобы вызвать декогеренцию, нужно кого-нибудь из нас четверых убить. Может, одного будет недостаточно, и придется убить второго. Может, и третьего тоже.