Утром, согревшись остатками чая, оставленными раздобрившимися бездомными, Кунфырь пошёл в полицию. Он хотел узнать, кто был его спасителем.
– Тебе повезло, – сказал следователь, когда Мишка рассказал всё как было. – Нашлись свидетели. Формально нет твоей вины. Подтверждается. Распишись и вали отсюда.
– А кто этот мужик?
– Очень хороший человек. Был. В храме служил. Ты, пёс смердячий, и волоска его не стоишь. Не понимаю, как из-за такого, как ты… Ладно, пшёл вон!
– А в каком храме? Я, может, с тамошним батюшкой поговорить хочу.
– Что, совесть протрезвела?
Мишка опустил голову и провёл ладонью по лицу.
– Ладно, – неожиданно смягчился следователь. Он достал листок бумаги, что-то черкнул ручкой и протянул его бомжу.
– Сначала иди в богадельню – здесь адрес – пусть тебя приведут в порядок, а то весь храм провоняешь. У меня в кабинете после тебя дезинфекцию теперь проводить надо.
– Не вшивый я, не заразный. Просто не мылся давно.
– Ладно, разберёмся. Вот ещё держи. – Следователь протянул второй листок, – тут адрес храма. Настоятель – отец Григорий. А спасителя твоего Георгием звали.
***
Выйдя из полицейского участка, Кунфырь вдруг ощутил, что никуда не хочет идти – ни в приют для бездомных, ни в церковь. Захотелось выпить. Но денег уже почти не было. Надо насшибать у магазина хоть на пиво. Он полез в карман за оставшейся мелочью. Вместе с монетами в руке оказалась помятая иконка.
***
За поминальным столом собрались только самые близкие.
Первым заговорил отец Григорий:
– Светлая память и царствие небесное нашему Георгию. Многие удивляются, что он положил душу свою даже не за друга, а за неизвестного ему бездомного человека. А мы-то с вами знаем, что в этом весь Гоша. Когда нужна была помощь, для него не было разницы, близкий ли ты, дальний ли, богат или беден. Помню, как он часами, не считаясь со своим временем, сидел после службы с людьми, разговаривал, рассказывал о вере, житейские советы даже давал. И люди принимали его то ли за священника, то ли просто знали, что Гоша может часами слушать, утешать, вразумлять. Мне иногда жаловались, что он мог привести в трапезную какого-нибудь нищего или бездомного, кому остальные не рады. Но Гошу это не смущало. И забота его не была наигранной или там на показ.
Отец Григорий немного помолчал, справляясь с подступившим комом к горлу, и тихо сказал:
– Он, может, и не умел сделать правильный расчёт, или там подправить что-то по хозяйству, но у него был куда больший дар – он умел дарить живую любовь.
У державшейся до этого Наталии полились слёзы. Но через минуту она справилась с собой и сказала:
– Он жил, как настоящий христианин. И так умер – буквально исполнил евангельские слова, что нет большей любви, чем у того, кто душу свою положит за ближнего. Вот говорят, мол, какой ближний ему этот бомж? А для него не было разницы. Всех считал ближними.
– Интересно, где сейчас этот бездомный? – спросила Анастасия. – Чувствует ли вообще свою вину? Совесть мучает? Мне кажется, всё это должно было произвести на него сильное впечатление. Если совсем совесть и остатки человеческого не пропил… Должно что-то ёкнуть. Вдруг вернётся к нормальной жизни?
Отец Александр вздохнул. По его мнению, такие не возвращаются. Слишком уж затягивает улица. Им жить без труда, без каких-то обязательств, без руля и ветрил куда как проще. Эти люди привыкли плыть по воле спиртовых волн, чтобы окончить жизнь на дне бутылки. От пьянства им практически не избавиться. Зависимость уже не психологическая, а физиологическая.
– Согласен, к моему великому сожалению, – кивнул отец Григорий. – Но если вот этот человек пришёл бы ко мне, я приложил бы все усилия, чтобы поставить его на ноги, вылечить, спасти душу. Впрочем, это один шанс из тысячи. Но если уж эти люди делают крутой поворот в сторону света, то в девяти случаях из десяти, всё у них хорошо потом. Господь, Богородица и ангел-хранитель видят их усилия и не оставляют.