«Бред!» – подумал Павел, а вслух выразился смачнее.

– Они уголовки чудом избежали, – заводился он. – Какой кредитный департамент? Не посадили – считай, уже подарок. Молчи и не высовывайся…

– И тем не менее, – пожал плечами Дима. – Вот что, дядь Паш, – не давая опомниться, почти затараторил Дима, вернувшись к более «семейному» обращению. – Игнорировать распоряжение вице-премьера мы, понятное дело, не можем. Кредитный комитет назначен сегодня на три. Мы в состоянии оттянуть рассмотрение вашей заявки до полчетвёртого… Или до четырёх, но это максимум. Проблему можно решить, если придёт ещё одно распоряжение, но уровнем значительно выше…

Попрощались скомканно. Дима сразу уехал, сославшись на какую-то «уважительную причину», суть которой Павел даже не собирался расслышать. Платов, вернувшись в ресторан, заказал себе двойной эспрессо и лишь затем, допив чашку, вышел в промозглое утро. Пересекая Рождественский бульвар, он перематывал в своём воображении хронику 2013 года – именно тогда ему поступило предложение возглавить авральные олимпийские стройки…

Люди, давно знакомые с Павлом Платовым, вряд ли назвали бы его честолюбцем. На трибуну он не рвался, к кожаным министерским креслам не стремился, да и к регалиям был достаточно равнодушен. Все амбиции Платова, мелкие и покрупнее, были связаны с его делом. Он не принадлежал к числу тех, кто бесконечно набивает кубышку только ради того, чтобы усесться на ней верхом, изредка одаривая фавориток. Не понимал он и тех, кто ставил себе целью вывезти как можно больше за рубеж, чтобы доживать последние годы на Лазурном побережье. Нет, конечно, он любил деньги, честно себе в этом признаваясь и зная толк во всех радостях, которые деньги могли принести. Истинное наслаждение Павел получал от работы, причём даже рутинной.

Стройка – это вообще не про фуршеты и перерезание ленточек. Да, они занимают какое-то время, но это скорее шапка пены в море: появилась и сразу схлынула. Тех, кто думает иначе, бизнес или пожирает, или разочаровывает. Платов же стабильно держался на гребне волны, даже если иногда приходилось нырять – иной бы использовал слово «тонуть» – и подолгу задерживать дыхание…

Павел был хорош сразу в двух вещах: он строил добротно и всегда укладывался в сроки. Поэтому и оказался в числе тех, к кому обратился с предложением государственный человек, курирующий олимпийскую стройку:

– Слушай, Паш, – сказал близкий к Начальнику чиновник, жестом указывая на кресло рядом с письменным столом, – у нас тут два объекта со всякой мелочовкой стоят, денег уже вбухано – во (его рука взметнулась сильно выше головы), а там до сих пор отписки идут вперемешку со слезами, что средств не хватает.

Говорил он вроде медленно и весомо, но фразы выплёвывал будто очередями:

– Мы разберёмся, но пока то да сё – уже пора на лыжи вставать будет. А никто не встанет – трасса не готова. Сам понимаешь, чем пахнет. Начальник нам этого не простит. Включайся, а? Словом, делом и обязательно деньгами. Сочтёмся потом…

Что рассчитываться с ним будут долго и трудно, Павел понял сразу. Хотя это его не слишком заботило: есть вещи, которые нельзя купить, – например, гордость за страну. Кроме того, есть предложения, от которых невозможно отказаться.

Сразу по прилёте в Сочи обнаружилось, что дебет с кредитом не сходятся даже в самых лояльных и примитивных расчётах. Когда берёшься разгребать чужие завалы, почти сразу понимаешь, сколько в прайсе вымученных статей расходов и ненужных работ. Сумма украденного складывалась очень легко и выглядела шокирующе.

Платов знал: не только ему подкинули недострой. За одиннадцать месяцев в лучшем и за девять – в худшем случае к аналогичным недоделкам стали привлекать крупных бизнесменов с навыками работы в авральных условиях. Знал он и то, что в отношении Кожухина и Титова, прежде курировавших от государства эти олимпийские объекты, была инициирована проверка ФСБ и Следственного комитета в связи с «нецелевым использованием средств федерального бюджета». И хотя лично Платов не общался ни с одним, ни с другим, поспособствовать их «утоплению» ему довелось: весь расклад по хищениям Павлу Николаевичу пришлось доложить кураторам. Как минимум для того, чтобы в будущем «отбить» свои вложения. В итоге оба чиновника чудом избежали тюрьмы, но тёплые государевы места потеряли. Как думал Павел, навсегда: есть проступки, не имеющие срока давности.