Обнялись. Оглянувшись на квёлого официанта, Виталик сделал знак, чтобы принесли коньяка и на третьего. Пока он закуривал, Павел Николаевич поймал себя на мысли, что своих ровесников мы видим всегда молодыми, но приходится признавать, что возраст мало кого украшает.

Тем интереснее было то, что Виталик с годами приобрёл если не лоск, то внешнее благородство. Тонкий и высокий, он хотя и высох как чернослив, отчего всю его кожу расчертили мелкие линии, но сумел сохранить прежнюю фигуру и осанку. Даже глаза выцвели до красивого голубого оттенка. Только взгляд за тонкой оправой очков оставался прежним – тяжёлым и саркастичным. И бликующие стёкла это никак не исправляли.

– Что нового, Виталь? Как жизнь, как домашние?.. – Павел подождал, пока Виталик затянется, и тоже достал сигареты.

– Да всё по-старому, – неопределённо пожал плечами Виталик. – Сын вот в Лондоне ноет, хочет на пару дней сбежать в Москву. Всё как обычно… А у тебя что? Я писал тебе после тех… новостей, но ты так и не ответил…

– Всё в порядке: случайные какие-то отморозки… – проговорил Павел, давая понять, что желал бы закрыть тему. – Весеннее обострение, не иначе.

– Ты поаккуратнее. Есть люди, которые будут за тебя переживать, – Виталик посмотрел куда-то сквозь Платова, отчего ему стало неуютно.

Немного поговорили ни о чём.

Принесли коньяк, и Павел, придирчиво посмотрев его на свет и кивнув официанту, впервые за последние несколько дней выпил. Не слишком много, чтобы не потерять тонус, но «в охотку».

Он подметил, что сегодня Виталик будто бы искрит энергией. С тем же Артёмом они так бойко перекидывали друг другу наэлектризованный мячик подколов, что Платов лишь диву давался внезапно прорезавшейся у старого друга общительности и весёлости. Судя по всему, дела у него шли неплохо – не в пример платовским. Правда, на взгляд Павла Николаевича, с виду безобидные фразочки Виталика, сколь бы старательно он ни обёртывал их в цветастые фантики благодушия, сегодня звучали излишне резко.

– …Ну что, Артемий, присоединишься к игре? Или макроэкономическая обстановка и стагнация в реальном секторе загнали твой бюджет в ситуацию острого дефицита? В общем-то, как обычно… Ты у нас вечный банкрот, прямо как Руанда. Что ж, могу поправить твоё финансовое состояние, если надо. Знаю-знаю, тебе всегда надо… Так не стесняйся – бери, пока добрый человек даёт. Потом сочтёмся по старой дружбе… – Виталик колюче рассмеялся.

Артём стушевался, вымученно улыбаясь. То, что он не отдаёт долги, не являлось секретом, но говорить об этом вслух было не принято. Артём – при всех недостатках и особенностях – был «свой». Плохой или хороший, но из ближнего круга, в который однажды вошёл и удивительным образом закрепился. Платов «унаследовал» его от разгульного киевского прошлого, но не пытался встроить в свою новую жизнь, когда после затяжной лондонской «командировки» снова осел в российской столице. Однако Артём сделал всё сам, влившись в московскую компанию легко и непринуждённо, будто всегда в ней и был. Сейчас, наверное, полгорода с ним знакомо. И все многочисленные компании принимали этого безобидного пройдоху таким, какой он есть, прощая глупости и мелкие грешки.

Виталик будто бы и не заметил, что заступил за незримую черту. Он просто-таки источал уверенность и вальяжное самодовольство.

– Ладно уж, гулять так гулять: прощаю тебе прежние задолженности. И даже готов открыть новую кредитную линию – вернёшь борзыми щенками… Или отработаешь как-нибудь… – Платов поморщился от этой неказистой саркастичности.

Сейчас Павел Николаевич изучающе смотрел на товарища. С каких это пор Виталик начал вот так разбрасываться деньгами, прощая долги? Нет, он всегда был человеком достаточно успешным, неплохо зарабатывая на антикварных сделках. Да что неплохо – иной посчитал бы его состоятельным: хороший дом за городом, сын в Лондоне, прочие атрибуты достатка. Меж тем Виталик, сколько помнил его Платов, был предельно аккуратен в расходах: попросту деньгами не сорил, не кутил, в игры по-крупному не ввязывался. Не потому, что не мог себе позволить. А потому, что не умел себе позволить. Таким уж уродился.