Как-то быстро промелькнул первый день работы в Управлении. Всё оказалось не таким и страшным, а даже скорее наоборот – понравилось. Ведь главное в работе – это, прежде всего люди, с которыми работаешь, для неё на сегодняшний день – Ольга. И самое главное, Лариске она понравилась, и вот почему-то была уверенность, что всё будет хорошо. Да, Лариска не ошиблась. Но если бы она только знала тогда, насколько она не ошиблась… Домой она шагала практически в приподнятом настроении, совсем не так, как утром. Она была уверена в боеспособности своей души. «Всё наладится, ну хотя бы более или менее, и душа отскребётся от асфальта, сошьётся аккуратными стежками, так как любит Лариска, и пойдёт всё по-новому. Может лучше будет это новое, может, нет. Этого никто пока не знает. Но Лариска однозначно была уверена, что сделает всё, что будет зависеть от неё. Она вновь твёрдо стояла на земле, она вновь шла размашисто и уверенно и знала наверняка – ей помогут, а она сможет. В сумке лежал ключ от её нового триста седьмого кабинета.

В тот год не только август выдался знойным. Жара стояла и весь сентябрь, и даже первые числа октября. Они так и продолжали приходить на работу в летней одежде, набрасывая с утра какую-нибудь кофтень, всё же достаточно свежим был воздух после ночи. Ну, а в обед выходили на улицу раздетыми, с голыми ногами, бросая свои нехитрые кофты на спинках стульев. Солнце жгло. И это был октябрь, её октябрь – середина осени. А ведь бывало, что и снег шёл на Ларискин День рождения, в те времена активно празднуемый с воспоминанием о Цветаевой.

Давно уже вышла из отпуска Чередникова, они сидели, ну, работали, разумеется, втроём. Было весело. Лариска, как водится, развлекала всех в этой нудной, как ей казалось, работе. Сначала, ещё до возвращения Чередниковой, побаивалась. Наташа-то давно к её выходкам привыкла, а вот Ольга – совершенно новый человек. Но всё получилось как-то само собой. Когда Наталья вернулась, Лариска с Ольгой дружили практически насмерть. Они совпадали во мнениях, давали кому-либо или чему-либо одну и ту же оценку. В общем, мыслили по всем вопросам одинаково, тем не менее, прислушивались к мнению друг друга. Ольга уже привыкла к постоянным Ларискиным таблеткам от головы и, в отличие от многих, нравоучений типа «ах, как это вредно», не читала. Охотно принимала Лариску такой, какая она есть. Они вместе начинали смеяться или выражать удивление, распахивая глаза, когда это являлось удивлением не для всех, а, скорее, исключительно для них. Потом смотрели друг на друга и смеялись, радуясь, что реакция совпала полностью. Наташа сначала в изумлении оглядывала то одну, то другую. Потом просто привыкла и, в случае, когда кто-то присутствовавший в кабинете непонимающе пожимал плечами, отмахивалась, показывая всем своим видом, что сейчас всё станет ясно, вот совсем скоро и для всех. А ведь так и происходило. Прошло ещё немного времени, и они с Ольгой одновременно заканчивали начатую кем-то фразу, не то что, не сговариваясь, а, просто не смотря друг на друга, находясь в разных углах кабинета, не отрывая глаз от изучаемых уголовных дел. Сначала это забавляло их самих – хохотали до слёз, потом привыкли и стали воспринимать как должное, вроде по-другому и быть-то не должно, внимание обращать перестали. Такое редко бывает. Только Машка, когда подросла, полностью попала на Ларискину волну.

А ведь так и продлится всё время вопреки всему образовавшаяся дружба. Вот никогда Лариска не хотела работать в Управлении, но так получилось. Никогда не хотела работать, чего уж там, не пойми каким странным следователем, но так тоже оказалось надо. Надо на время – самый маленький отрезок времени. Отрезок-то быстро закончился, быстро скачет – летит время, а с Ольгой они не расстались до самого конца. А где бы ещё они могли встретиться? Как хорошо, что никто тогда ничего не знал. Пройдёт много времени, и Лариска поймёт, какой подарок преподнесла ей жизнь. А тогда, если кто-то искал Лариску, отправляли к Ольге. Если же кто-то спрашивал Волгину, бросали недоумённо: «Спроси у Проводниковой».