Под ее взглядом Стюарт расстегнул верх рубашки и ослабил воротничок. Пиджак он уже снял и теперь сидел в одной белой рубашке и брюках. Он поймал ее взгляд, и его губы искривила еще одна неотразимая, дьявольская улыбка.

– Боги, никогда не видел, чтобы женщина выглядела такой фурией, как вы. Можно подумать, я действительно собирался силой овладеть вами.

– Это, – зловеще провозгласила Шарлотта, – похищение. В довершение ко взлому, грабежу и хитрой интриге с целью заполучить мою племянницу. Если немедленно не освободите меня, я поклянусь судье, что вы издевались надо мной самым жестоким и гнусным образом.

– Да? И каким же образом вы оказались в моей комнате? У меня есть двое абсолютно респектабельных знакомых, которые поклянутся, что провожали меня домой из кабачка в половине одиннадцатого. Буду просто счастлив позвать кого-то из них, чтобы он засвидетельствовал, что вы уже были здесь, когда я пришел, и что у меня не оставалось времени, чтобы добраться до вашего дома, похитить вас и привезти сюда. Так что либо вы пришли сюда добровольно, либо явились с незаконными намерениями. Представляю, как то или другое отразится на вашей репутации!

Шарлотта снова принялась осыпать его ругательствами и дергать за стягивавший ее запястья галстук, пока не заболели руки. Стюарт с легкой улыбкой наблюдал за ней.

– Буду представлять эту картину каждый раз, когда придется надевать этот галстук, – заявил он, когда она, уставшая, запыхавшаяся и взбешенная, немного угомонилась.

Стараясь сдержать гнев, Шарлотта подняла глаза к потолку. Она поняла, что Дрейк наслаждается каждым ее взрывом. Он в восторге от того, что сумел вывести ее из себя. Ей хотелось помешать ему радоваться, но как это сделать? Если она будет его игнорировать, кто знает, на что он способен, чтобы ее спровоцировать? И не в ее натуре лежать тихо и спокойно.

– Да, правильно, – кивнул Стюарт, подавшись вперед, чтобы лучше ее видеть.

Темные глаза Шарлотты сверкнули.

– Воспоминание о вас в моей постели навечно будет связано с этим галстуком.

Она ничего не ответила, но он почувствовал неистовство ее эмоций. Эта женщина красива, когда она спокойна и сохраняет самообладание. Но когда она сердится… о господи, что это за зрелище! Щеки раскраснелись, не стесненные корсетом груди подрагивают от каждого негодующего вздоха, глаза мечут молнии.

Его взгляд скользил по ее телу, вытянувшемуся на его кровати. Она была тоньше, чем он думал, хотя изгибы были приятно округлыми. Поскольку ее руки были подняты над головой, пиджак сбился на плечах и под подбородком. Стюарт протянул руку и стал расстегивать пуговицы.

– Уберите руки, – прошипела Шарлотта, пытаясь увернуться. Но Стюарт нахмурился и сосредоточился на пуговицах. Наконец последняя выскочила из петли. Под пиджаком была только тонкая полотняная рубашка. Он развел полы пиджака.

– Я сказал, что не коснусь вас.

Он поднес свечу ближе.

– Пристальный осмотр еще никогда никому не вредил.

Она стала извиваться, но добилась только того, что пиджак распахнулся еще шире. Стюарт улыбнулся.

– Но если бы я коснулся вас… о, что бы я тогда сделал? Вы знаете, я хочу вас. Не желаете также узнать, как бы это было? Что бы я сделал, чтобы ублажить вас? А я хочу ублажить вас. Я не ложусь в постель с женщинами только ради собственного удовлетворения.

В ее взоре блеснула злоба. Он оперся локтями о матрац.

– А вы крепкий орешек, верно? Думаю, вы отвергли бы любые наслаждения только назло мне.

– Представить не могу, что способна найти какое бы то ни было наслаждение в ваших объятиях.

Шарлотта ненавидела его самоуверенную улыбку почти так же сильно, как собственное сознание того, что она лжет. Пьетро сказал ей, что не может поверить, что Шарлотта англичанка, поскольку ее страсти горят жарче и они более откровенны, чем у любой англичанки, которую он встречал до нее. Сам он считал свои слова комплиментом и хотел этим сказать, что она больше похожа на итальянку. Шарлотта же истолковала его заявление как подтверждение прощальных слов отца. «Странная женщина», – назвал он ее. Женщина, не имеющая терпения. Несдержанная ни в словах, ни в поступках.