Вторая версия – это то, что те самые высочайшие горные пики, соединенные меж собой серповидным хребтом, покрытые вечными снегами, внешне напоминает детскую колыбель. Говорят, что оттуда и произошло название Алтын-бешик. Действительно, в ясную погоду вечные его снега в лучах солнца блестят как золото.

Вечером неумолимо надвинулась черная туча, разразилась гроза. Ничего подобного Набиев не видел в жизни. Небо разламывалось яркими молниями на тысячу осколков. Каждая молния на доли секунд белым золотом высвечивали Алтын-бешик. В эти минуты Набиев подумал, что все же правда во второй версии названия «Алтын-бешик».

Громовые раскаты следовали один за другими с ужасающим грохотом. Хлынул ливень. Гром постепенно прекратился. Под шуршание ливневого дождя Набиеву вновь мыслились версии появления названия «Алтын-бешик».

– Интересно, кем стал тот самый младенец ханских кровей? Проявил ли он себя сыном великого правителя Бабура? – думалось ему. – Ведь законы наследственности непререкаемы. Бабур известен не только, как великий правитель, но и как мудрец, любитель и покровитель искусства, поэзии, культуры. Кто знает? Прямые потомки того самого спасенного малыша, возможно, живут сейчас в Ляйляке, совершенно не ведая о том, что их родоначальником был сам великий Бабур. Невольно Набиеву вспомнились лица, с которым ему приходилось общаться в этом дальнем, благодатном краю – скромные, добродушные, приветливые. А какие знаменитости вышли из местного народа – Герои, писатели, поэты, ученые, артисты, – не без восхищения размышлял он.

Снаружи дождь не прекращался, ливень перешел в моросящий холодный дождь. Прям за окном исследовательского домика клочьями проплывали серые дождевые облака. Холодно и сыро. Положив полено в огонь на печке, зябко кутаясь в плед Набиев снова впал в свои думы.

– Безусловно, инстинкт самосохранения и инстинкт продолжения рода являются одними из самых сильных инстинктов, которых «изобрела» эволюция. Некогда такая дилемма стала перед Бабуром, – думалось Набиеву. – В тот момент Туркестанский хребет являл собой некий рубеж – возьмет вверх инстинкт самосохранения или же, наоборот. Он принял единственно верное в тот час решение – оставить ребенка, надеясь, что он будет подобран людьми и останется живым.

Набиев еще долго размышлял о мудрости эволюционного процесса. К утру дождь прекратился, туман рассеялся. Ближе к полудню он пустился в обратный путь. Он решил, что немного отдохнет, а потом построит временную хижину там, где он впервые увидел того самого клеща. А это было почти двадцать километров книзу от исследовательского домика. Шастать туда-сюда не входило в планы исследователя. Однако, дойдя до палатки на минуту его охватило колебание. Справится ли он с задачей обустроить временное жилище здесь? Но уже в следующую минуту с жаром принялся за работу. А работы было немало. Теперь все его мысли были сосредоточены на одном – построить временную хижину. Разумеется, она, пусть и примитивная, а все же имеет преимущество перед палаткой. Итак, на постройку ушли две недели. Вот и жилище готово, теперь он имеет очаг, где можно развести огонь даже в непогоду, есть лежак, на котором можно растянутся на сон, есть место, где можно вести исследования, готовить препараты, измерять параметры коллекционируемых насекомых.

Профессор уже давно привык к одиночеству, всегда был углублен в себя, потому не очень-то и страдал от отсутствия общения с людьми. С лупой на изготовку он часами неподвижно сидел на том самом камне, где впервые увидел загадочного клеща. Проходили дни, недели, месяцы. Вокруг не осталось ни одного камня, дерева, бугорка, где бы не прошелся ученый с лупой. Однако, все напрасно. Постепенно он погрузился в этот безграничный океан научного поиска, впадая в состояние полного одичания. Он действительно дичал, запустил свою внешность, волосы отросли до плеч. У него постепенно угасало само чувство общественности. Изредка внизу от его жилья проезжали верховые на конях, осликах и яках. Это были пастухи яков либо геологи. Он не обращал на них никакого внимания, даже не отвечал на их приветствия. Поиск загадочной формы хвостатого клеща для него стал самоцелью.