"Занимайся своим делом, дорогуша, и не поднимай голову,"– проговорил я, между словами накидывая на голову Бюрре сзади холщовый мешок. Ствол револьвера я приложил к его шее.

Видать не сразу понял, что произошло. Ну да ничего. Поговорим пока.

"Верни, дружок, твои люди на днях обнесли дом старухи Ган. не пытайся отрицать, я знаю это. Где серебро?"

Старый добрый блеф. Такой засранец, как Бюрре легко его раскусит. Но не с хером во рту у шлюхи и с револьвером у затылка.

"Вздумал махать пушкой в моем собственном саду, паскуда? На моей чертовой земле?"– шипел старик, пытаясь вырвать давно обмякший орган из зубов проститутки. "Я похороню тебя здесь, на этом самом месте. Стреляй, если желаешь быть мясом на моем столе в этот вечер."

Глухой звук от удара рукояткой револьвера по черепу через мешковину. Старик умолк, но продолжал злобно шипеть. Я повторил вопрос и услышал в своем голосе фальшь. Для придачи себе уверенности шмякнул его по тыкве еще раз, чуть сильнее.

Старик спросил, чей я крысеныш. Лодочников, законников. Обещал заплатить, если я сниму мешок и освобожу его, чтобы он мог выбить зубы этой тупой шлюхе. она от испуга до крови кусала его гениталии.

Сказал, что она прекратит, если он начнет говорить. И он заговорил.

Слышал крик шлюхи, когда в спешке покидал особняк. И пусть. Узнал, что мне нужно и выбрался невредимым. Прихватил с кухни сладости для ребятни и свиной окорок свежей копчёности для собственного брюха. Дождь кончился, ему на смену пришло ясное небо и россыпь белесых звезд.

Верни поведал много интересного. Как я понял из его сбивчивых объяснений, мясники планируют крупное слияние. Заручившись поддержкой людоедов, Бюрре намеревался уже к середине следующего месяца полностью взять под контроль оба берега реки и часть порта. Удивлен, что он не сделал этого раньше. Может лжет. Но слишком складно. Такой план в духе амбициозного старикашки. Да вот только дела мне нет до его планов на будущее. Про серебро Ган он не обмолвился ни словом.

Было далеко за полночь, когда я пересек границу Звонарей. Ублюдки постовые каждый раз берут за проход. Пора заканчивать дельце и возвращаться на пристань, иначе никаких денег не напасешься на взятки. Больше всего мне не нравилась мысль о том, что придется сообщить старухе о задержке в развитии дела.

Опять солдатня. Встретились мне на входе в публичный дом Присс. Три верзилы в форме рядовых пехоты. Слишком заняты собой т одной девкой, размалеванной белой краской. Либо они настолько близки между собой, либо не могут позволить себе шлюх больше, чем одну на троих. Вот она, участь дезертиров. Не сегодня-завтра последние монеты исчезнут из их красно-белых форменных карманов. И тогда район содрогнется.

Солдаты меня не заметили. Хотел плюнуть одному, особенно вонючему из этой троицы на надраенные до блеска сапоги. Сдержался. Проскользнул в тени и направился прямиком в свой угол.

Я лежал на циновке и размышлял под мирное посапывание Энн. Не иметь зацепок не значит начинать сначала. Ведь тогда у меня были кой-какие мыслишки. Сейчас нет. И как бы ни хотелось не навещать старуху, тем, более не имея на руках ни одного козыря, придется. Думаю, с этого и начну. проклятый четверг. Ворочается. Устала за день, бедняга.

Я подавил в себе позыв подойти и укрыть Энн простыней, сползшей за ночь туда, где у нее должна быть левая лодыжка. Все равно встал и поправил.

В полдень Ган имела привычку сидеть на террасе позади лавки в своем кресле. оно воняет старостью и плесенью, но не так сильно, как сама Ган. Я выспался, плотно отобедал стряпней с кухни Присс и потому был в довольно хорошем расположении духа. Решил, что в случае неудачной беседы поведаю старухе о планах Бюрре.