Очень ловко и довольно быстро малыш направился вперед и тут же пропал из виду, затерявшись в огромном скоплении странных неповоротливых и жирных туш, лежащих, полулежащих и копошащихся повсюду.
Муж спрашивает жену:
– Тебе опять что-то приснилось?
– Да. Странный такой сон…
Ангел, взяв меня за руки со словами: «Будешь свидетелем!», – привел меня на большую светлую веранду. В темном углу коридора стояли моя крестная и ее мать. «Что они здесь делают? – вслух рассуждаю я, завидев их. – Они ведь умерли. И что здесь вообще происходит?».
Оказывается, это «обыск». Что-то ищут среди вещей, принадлежащих крестной. «Как же так, мама, как же мы теперь будем?» – удивленно произносит она. Та, опустив голову, молчит, чувствуя ответственность за содеянное дочерью.
«Куда же мне теперь идти?» – виновато спросила крестная, когда выяснилось, что не нашли у нее того, что искали. И дали ей черную меховую душегрейку с коротким густым мехом. Одела она ее и притянула туго кожаным поясом. Тут я и проснулась».
– Подожди, в дверь звонят! Я схожу, посмотрю, кто там.
– Кто это был?
– Ты только не волнуйся. Лучше присядь. Вчера вечером умерла твоя крестная. Завтра похороны. Ты меня слышишь? У тебя такой задумчивый вид. Что с тобой?
– Как только я услышала про телеграмму, то все поняла. Как думаешь, почему ангелы не нашли у тети добра? Ты ведь был с ней знаком.
– Да, я помню ее. Такая…небольшого роста, симпатичная…
– Она была верующей, крещеной, ходила исповедываться. Мне крестик золотой подарила. Правда, она племяннице своей помогла жениха приворожить. И мне еще хотела… Но это, наверное, из добрых побуждений. Почему именно меня в свидетели? И что за душегрейку на нее одели?
Глава 7. «Сон наяву».
Мои глаза ну просто слипаются, так спать хочется. Тем более после сытного обеда. Вздремну, пожалуй.
– Сестра?!
Передо мной, действительно, моя двоюродная сестра. Но выглядит она так странно. Вся – и лицо, и руки, и ноги – будто из прозрачного газа. Одета в короткую, едва прикрывающую низ, душегрейку из густого черного меха. За руки ее не то поддерживают, не то придерживают два ангела. И на их светлом фоне моя сестрица – как грязное пятно на чистом холсте.
– Мне разрешили напоследок с тобой повидаться, – тихо сказала она в ответ на мое восклицание.
– Напоследок?! – выдыхаю я, еле слышно даже для себя самой.
– Ты вот очищение проходишь, чтобы пред ликом создателя предстать. А я…
– А ты?
– А мне, видно, перед другим ликом предстать придется.
– Как же так? Ты же молилась? В господа верила.
– А мужа себе приворожила и крестнице своей в этом способствовала. Да и твоей дочери тоже молитву приворотную дала.
– Как же ты могла?
– Смогла вот. Да сожгла она эту молитву. Успокойся! Так же, как и ты. Сожгла. А помнишь, я ей крестик золотой подарила?
– Помню.
– С этим крестиком я свой крест с души сняла и ей отдала. Она теперь мой крест носит.
– Не носит она его. Заметила неладное. Как наденет этот крестик, так непременно с ней какая-нибудь неприятность случается. А ты, оказывается, всю свою жизнь молилась богу, а служила дьяволу? Вот и ступай к тому, кому всей своей грязной душонкой служила!
Я слышу какой-то шум, чьи-то голоса.
– Ну что такое! Поспать не дают! Только задремала.
– Кто такие там, наверху, мечутся, кричат?
Почему я снова вижу повсюду эти ленивые неповоротливые тела? Так я что, спала?
Нет!.. Я уверена, что это было наяву. А главное… Если я видела ее душу, значит…тела больше не существует? Она умерла. И душу свою сгубила, несчастная
Глава 8. «Самцы».
– Опять грешники с восьмого уровня шум подняли!
Голос наконец-то материализовался в виде небольшой тушки, с головы до копчика покрытой короткой темной шерсткой. Опираясь, подобно мне, кистями рук, она придвинулась ближе. Я получила возможность разглядеть ее вытянутую мордочку с торчащими из-под носа усиками и маленькими ушками по краям головы. В черных глазах, будто свеча за прозрачными темными занавесками, светилась душа.