Взваливъ на плечи много книгъ,
Желая вѣчности зрѣть мигъ
И знаньемъ просвѣщать свой умъ,
Душа моя отъ многихъ думъ
Въ тоскѣ мучительной рвалась,
Хоть я отринулъ міра грязь.
И въ той божественной тиши
Не обитало не души,
Лишь та одна, что предъ собой
Ты видишь, вопрошатель мой.
И тамъ, въ уединеньѣ томъ
Я размышленьемъ и постомъ
Жилъ, совершенствуясь. И такъ
Провёлъ я годы, но никакъ
Я совершенства не достигъ,
Хоть мудрость многую постигъ.
Въ прозрѣньѣ понялъ я, что смерть
Преобразитъ въ земную твердь
Всё тѣло бренное моё.
Преобразуется въ гнильё
И мудрость многая моя.
И горько-горько плакалъ я.
Сіе я понялъ, плоть сгубивъ,
И, наслажденье полюбивъ,
Средь уважаемыхъ глупцовъ
Я первымъ сталъ. Въ концѣ концовъ
Мнѣ надоѣла эта роль,
А душу жгла нещадно боль:
Безсильныя мои мечты
Остались тщетны. Пустоты
Не заполняла міра пасть,
Въ ней душу жгла нещадно страсть.
И я покинулъ міръ людей.
Средь утопическихъ идей
Я вновь покой искалъ. Но мнѣ
Горѣть начертано въ огнѣ:
Своею властною рукой
Увлекъ я многихъ за собой.
И въ той душевной пустотѣ
Прочёлъ я книгу о Христѣ
И не повѣрилъ, и изгналъ
Её изъ сердца. Закопалъ
Её я въ землю глубоко,
А послѣ было такъ легко,
Какъ будто сталъ я богомъ, но
Мнѣ быть имъ, видно, не дано.
Одинъ мой лучшій ученикъ,
Съ паучьимъ именемъ, постигъ
Искусство лести, сѣти плёлъ
Онъ ловко, хоть и не увёлъ
Въ свои онъ сѣти никого.
Сплеталъ онъ ихъ лишь для того,
Кто всей душой любилъ Христа.
Душой я съ нимъ былъ. Пустота
Всю душу разрывала мнѣ
И жгла въ неистовомъ огнѣ.
И я рѣшилъ, что приложу
Я силъ сколь можно, и скажу
Я ложь предъ праведнымъ юнцомъ.
Его я сдѣлаю глупцомъ
Въ людскихъ глазахъ, и оттого
Къ богамъ отцовъ верну его.
Такъ думалъ я, хитрецъ въ словахъ.
А въ помрачённыхъ головахъ
Хулы рождаются. Мечтѣ
Той даже книга о Христѣ
Немного, впрочемъ, помогла.
Повѣствованіе дала
Она для устъ моихъ. Потомъ
Я сокрушался лишь о томъ.
Въ долинѣ мрака я бродилъ,
Покой себѣ не находилъ:
Душа пылала, какъ въ огнѣ.
И я уснулъ. Въ кошмарномъ снѣ
Я видѣлъ свѣтъ. Онъ обжигалъ,
Онъ толщу плоти разрывалъ
И въ душу проникалъ. Всегда
Я буду помнить мигъ, когда
Я видѣлъ свѣтъ. Клянусь, вовѣкъ
Сильнѣе боли человѣкъ
Не чувствовалъ внутри себя.
И я проснулся, тьму любя.
Желаннѣй, впрочемъ, для ума
Непроницаемая тьма.
И пустотою тяжкихъ думъ
Наполнилъ я смердящій умъ.
Пошёлъ я. Всадники вокругъ
Внезапно выстроились вдругъ,
И былъ я схваченъ. Наконецъ.
Меня явили во дворецъ.
Царь вымолвилъ: «Презрѣнный рабъ!
Ты не избѣгнешь львиныхъ лапъ!
Ты – тотъ обманщикъ, тотъ sлодѣй,
Что развратилъ моихъ людей,
Служитель демоновъ?“ „Постой,
Ты знаешь, кто передъ тобой.
Я Варлаамъ, слуга Христовъ,
Не почитаю я боговъ,
Бездушныхъ идоловъ. Мой взоръ
Не можетъ видѣть твой позоръ.
Ужели славный господинъ
Не вѣдаетъ, что Богъ единъ
И созерцаетъ свѣтъ во тьмѣ
На радость только сатанѣ?» —
Царю я отвѣчалъ. Ему
Обманъ былъ вѣдомъ. Потому
Онъ скрыть его хотѣлъ. «Глупецъ!
Ты знаешь, христіанскій лжецъ,
Какъ сердце отчее болитъ.
Мнѣ жажда мщенія велитъ
Убить тебя! Съ недавнихъ поръ
Мой сынъ, твой слыша разговоръ,
Въ Христа увѣровалъ. Забылъ
Онъ радость плоти. Возлюбилъ
Онъ нищету и этотъ бредъ,
И тѣмъ непоправимый вредъ
Нанёсъ душѣ своей», – сказалъ
Такъ грозный царь. Я отвѣчалъ:
«Нѣтъ, царь, слова мои не бредъ!
Твой сынъ увидѣлъ вѣчный свѣтъ
Въ моихъ словахъ. Душа его
Тогда отъ слова моего
Свѣтъ истины переняла.
Кумировъ, порожденья sла,
Онъ свергъ въ душѣ. Но если ты
Ещё не видишь пустоты
Ничтожныхъ, суетныхъ боговъ,
Ты собери своихъ враговъ,
Всѣхъ христіанъ со всѣхъ концовъ.
Халдейскихъ умниковъ-глупцовъ,
Что мнятъ премудрыми себя,
Безумство глупости любя,
По всей странѣ ты созови
И споръ великій объяви.