Свѣтъ утонувшаго огня,
Что свѣтитъ міру черезъ мракъ,
Ему напоминая такъ
О вѣчномъ свѣтѣ, только тьма
Плѣняетъ больше взоръ ума.
Въ пещерѣ той огонь горѣлъ,
Что тѣлеса и души грѣлъ,
И тихо въ тишинѣ трещалъ.
Безмолвія не нарушалъ
Тотъ пламень музыкой своей.
Онъ пѣлъ о доблести людей,
Чьи просвѣщённые умы
Желали мудрость болѣ тьмы,
Что нѣкогда служили ей
Во многой мудрости своей;
Ихъ былъ тяжелъ, но тщетенъ путь,
И было нелегко свернуть
Съ пути забвенія туда,
Гдѣ рушатся порой года
Пустыхъ исканій и надеждъ
И мудрованія невѣждъ.
Но духъ, идущій къ небесамъ,
Порой не замѣчаетъ самъ,
Что къ мудрости простертый умъ
Вбираетъ болѣ свѣтлыхъ думъ,
Отринувъ глупость прошлыхъ лѣтъ
И вырвавшись изъ тьмы на свѣтъ.
.
.
II. Обречённый
И въ той пещерѣ, въ тишинѣ,
Сидѣли старцы, какъ во снѣ
Недвижимы, и небеса
Свѣтились черезъ ихъ глаза,
Полуприкрытые. Ихъ умъ
Въ движенія сердечныхъ думъ
Былъ постоянно погружёнъ.
И, небеса впуская, онъ
Стремился къ нимъ, и потому
Являлось тайное ему.
Ихъ было двое. Сѣдина
Бѣлѣй, чѣмъ блѣдная луна,
Вѣнчала главы мудрецовъ.
Ихъ мудрость скрыта отъ глупцовъ,
И развѣ тотъ её поймётъ,
Кто брань жестокую ведётъ
За свѣтъ, сіяющій во тьмѣ,
Кто ненавистенъ сатанѣ.
Таинственный и тихій свѣтъ
Прозрѣнія ихъ долгихъ лѣтъ
Струился въ нихъ и души грѣлъ,
И въ ихъ сердцахъ огонь горѣлъ
Любви и знанія. Его
Ужъ не погаситъ ничего.
И приближало время срокъ,
Въ небесный вѣчности чертогъ
Неся ихъ тихою рѣкой,
Чтобъ души ихъ нашли покой
Въ Небесномъ Царствѣ. И тогда
Они забудутъ навсегда,
Кѣмъ были прежде. Божій свѣтъ
Отретъ ихъ слёзы – горечь бѣдъ
Напрасно прожитыхъ годовъ,
И Слово, что превыше словъ,
Наполнитъ души ихъ собой
И станетъ вѣчною судьбой.
Они молчали въ тишинѣ,
Ихъ лица были какъ во снѣ,
А души ихъ на небесахъ
Торжествовали, въ ихъ глазахъ
Свѣтилась радость… Только вдругъ
Ихъ охватило пламя въ кругъ,
И взвилось пламя въ потолокъ,
И жаръ его былъ такъ жестокъ,
Что выжегъ чистые глаза,
Что отражали небеса.
Вмигъ всё исчезло. Тишина…
И продолженье полусна
Молитвы тихой, свѣтлыхъ думъ,
Занявшихъ неотмірный умъ.
Но опалились небеса,
И обречённыхъ голоса
Вторгались въ думы: плачъ и стонъ,
И вопль всѣхъ со всѣхъ сторонъ,
Зубовный скрежетъ, боль людей,
Которыхъ дьявольскій sлодѣй
Забвеньемъ мучитъ. Эта боль
Сковала милліоны воль.
Средь тяжкихъ стоновъ въ этотъ мигъ
Отчётливый раздался крикъ,
Крикъ обречённаго, съ мольбой —
Изъ бездны ада роковой.
Крикъ цѣпи міра разорвалъ,
Всю мощь огня въ себя вобралъ,
И принялъ призракъ зримый видъ.
Кровавой мантіей покрытъ
Явился падшій человѣкъ.
Сказалъ онъ: «Вашъ оконченъ вѣкъ!
И время мчится. Васъ тогда
Я не увижу никогда.
Но прежде попрошу я васъ:
Скажите мнѣ въ послѣдній часъ,
Какъ жили вы, какъ путь свой шли.
Людей вы за собой вели
Въ глухую тьму, тамъ нынѣ я,
Тамъ жизнь моя… тамъ смерть моя.
Но гдѣ-то повернулъ вашъ путь,
Мнѣ въ прошлое не заглянуть,
И невозможно мнѣ найти
То продолженіе пути.
Прошу васъ, разскажите мнѣ,
Душѣ, пылающей въ огнѣ,
О вашей жизни. Можетъ-быть
Мнѣ легче будетъ пережить
Смиренье съ адскою судьбой.
Прошу васъ, сжальтесь надо мной!»
III. Мудрецъ
И первый молвилъ: «Я Нахоръ,
Я нѣкогда спустился съ горъ
Для обольстительныхъ словесъ,
И подгонялъ лукавый бѣсъ
Повергнуть истину, но ей
Со всею мудростью своей
Я сокрушёнъ былъ, и тогда
Я смогъ отринуть навсегда
Всё то, чѣмъ нѣкогда я жилъ,
Ту мудрость, коей дорожилъ.
То – ликованіе глупцовъ,
То – бѣснованье мудрецовъ,
То – заблужденіе ума,
То – духа вольнаго тюрьма.
Её, взявъ Истины скрижаль,
Отринулъ съ гнѣвомъ я, не жаль
Мнѣ никогда отринуть ложь.
Года потрачены, и что жъ?
Они исчезли навсегда.
Я разскажу про тѣ года.
Уйдя въ пустынныя мѣста,
Гдѣ міра немощна тщета,