Чокнутая Аревик Чахоян

© Чахоян Аревик, 2023

© Издание на русском языке, оформление. Строки

Недопустимо медленно для утра понедельника, в тумане мутных мыслей, Алиса шагала в школу. Всю прошлую неделю она провалялась с ангиной, но вот пришло время возвращаться. На дворе – понурый ноябрь, в аирподсах – Sia, на душе – камень размером со скалу Улуру. Триста дней в году этот город показывал Алисе черно-белое кино. Из головы все не выходила тупая шутка Дэна, местного школьного буллера. Стоило ей отвлечься, как он заменил обои на экране ее айфона: «Слоны» Дали исчезли, и их место занял отвратный таракан-прусак – такой же рыжий, как Алиса. Это был слишком толстый намек, она даже расплакалась в школьном туалете.

Дэн бы и не вспомнил о ее существовании, если бы в тот день в классе был мощный громоотвод – ботан Володя Шишкин, над которым все стебутся. Что может быть хуже, чем Дэн и его «бригада»? Только то, что вчера отец, глядя на ее картину, вынес вердикт: «Ты слишком много добавила себя в этот холст». А за ужином еще и оглушил вопросом: «Алиса, что у тебя там шуршит в твоем внутреннем космосе? Ты рискуешь окончательно потерять связь с реальностью!»

«Вот бы раствориться в заснеженном небе, и чтобы навсегда», – подумала Алиса. Но тут перед ней возникла лучшая подруга – Валя Шевченко, в манто из козленка, без шапки в минус четыре градуса. В руках она держала картонный поднос с двумя стаканами: капучино с имбирным сиропом и карамельный латте. Конечно, это верх роскоши для двух старшеклассниц, но чем еще скрасить унылое ноябрьское утро?.. Валя, как всегда, шла размашисто, словно она суперзвезда. Ее волосы снова другого цвета: еще неделю назад они были оттенка пепельной розы, а сегодня уже окрашены в индиго. Учителей это жутко бесило, но Валя чувствовала себя круче Билли Айлиш. У подруги рост как у модели, кожа как после ретуши, глаза цвета мокрого асфальта в обрамлении изогнутых ресниц. А еще Валя вела популярный блог о школьной жизни в «Дзене» и занимала должность главного редактора школьной газеты.

– И не спрашивай, почему я такая злая! – с ходу предупредила она.

– Была на свидании? Как твой Паша? – Алиса знала, что спрашивать все-таки нужно, и ждала свежую порцию новостей.

– Еще один болтливый павлин, который любуется своим хвостом! – Валя привычно отмахнулась. – Я так и знала, что у нас ничего не выйдет! Только послушай, что он мне пишет: «С тобой мы выжмем слезу из полной луны, скорость из порывистого ветра, энергию из солнца, когда оно в зените!» Да он поэт-понторез! – Валя издала фирменный короткий смешок.

– А тот Генрих, как его…

– А! Герман! Солнышко лесное! Позвал меня на свидание в парк в лютый мороз, жаба задушила в кафе пригласить. Я велела ему ехать дальше лесом: за туманом и за запахом тайги.

– Валя, ты стерва! – Алиса прыснула от смеха.

– Я девушка, о которую бряцают лиры! – воскликнула подруга с пафосом. – А что у тебя? Опять вынос мозга из-за любви к искусству?

Алиса глубоко и печально вздохнула.

– Твой отец тот еще душнила! Как будто он хочет уничтожить все, что ты любишь. Или, как его там, твои мечты «каленым железом выжечь…». – Валя поняла Алису без слов.

Иван Викторович, отец Алисы, больше всего любил факты. И еще – цифры. Он же не зря считал страховые риски в фирме «Братья гаранты». Младшая сестра Алисы, Вика, тоже очень любила факты и не любила «абстрактную фигню», которой была наполнена жизнь старшей сестры. Стоило, скажем, Алисе заболтаться о Брейгеле или об Оскаре Кокошке, как младшая ловко сводила все эти красивости к нулю либо отвлекающим маневром («Никто не знает, куда делся мой баллончик от комаров?»), либо подколом, преподнесенным как заботливое замечание («Ого, по ходу у тебя зацепка на колготках!»). Иван Викторович думал так: в игре «жизнь» Вика – стопроцентный победитель, а вот старшая уж точно до нужного уровня не дойдет. Вика говорила внятно, двигалась быстро и держалась прямо, а у Алисы вечно было все не как у людей. Взять, например, ее неуклюжие попытки снять с себя пальто, или невнятная речь, каша во рту, когда ей надо было соврать, что взрослых нет дома. Или то, что она, как малолетка, просыпала сахар мимо чашки. «Ох, простодырие, простодырие…» – удрученно произносил отец, медленно качая головой.

К счастью, у Алисы была Валя Шевченко – любимый ураган с бабочкой внутри. Их духовный коннект возник в первом классе. Произошло это на уроке чтения, когда семилетняя Валя читала отрывок из басни Крылова. В финале Шевченко встала, вытянулась во весь рост, руки в боки и выпалила с жаром:

– А муравей-то ваш – жлоб!

Муравей и правда, по мнению Алисы, был сущий жлоб, но как такое скажешь на уроке, да еще и при всех? А Валя – сказала. За это бунтарку выгнали с урока и поручили мыть все парты дырявой тряпкой. Тогда Алиса взяла гелевые ручки и нарисовала мятежнице утешительную карикатуру – даму в роговых очках, с поджатыми губами в помаде цвета фуксия. Дама была – ни дать ни взять – вылитая преподавательница! Глядя на портрет дамы в очках, Валя шепнула Алисе с заговорщическим видом: «Приходи ко мне сегодня в гости. Будем есть сырные чипсы и смотреть японские ужасы».

С тех пор минуло девять лет. Алиса знала про Валю все. Даже то, что четыре месяца назад Валин отец ушел от них к другой женщине. После этого Лера, мама Вали, начала вовсю отжигать с разведенными подружками. Ну а весь быт тянула на себе Валя – ее мама не любила готовить, исключение делала лишь для свиных стейков, которые отбивала с возгласом: «А! Так, значит, стюардесса? Тогда получай!»

У Алисы для подруги тоже были новости. Но она не знала, с чего именно начать. Может, с того, что она вчера оставила около помойки свою лучшую картину? Или с того, как в двух метрах от мусорных баков ее окликнул чокнутый старик?

Началось все с обычного семейного вечера в гостиной за каким-то топорным сериалом. Алиса, вместо того чтобы вместе с папой, мамой и Викой следить за игрой актеров с эмоциональным диапазоном героев комиксов, писала свою лучшую картину. Ну, это она считала ее лучшей, а родственники выпали в осадок, когда заявились к ней в комнату. Сначала они обвели взглядом царивший вокруг бардак, затем – саму Алису с нелепой гулькой из волос, в которой торчал карандаш, а в финале уставились на холст. С него черными глазами-бусинками на них боязливо глядел ангорский кролик, выполненный в технике пуантель и облитый кляксами кислотного цвета. На лбу у Ивана Викторовича залегли глубокие складки. У Вики на лице появилась саркастическая, не очень приятная улыбка «Ага, попалась, дурочка!». Мама вообще обреченно махнула рукой и уставилась на дверь. Это была немая сцена, и они втроем знали силу своего молчания. Алиса моментально сникла. Ей захотелось как можно скорее закончить с миром «абстрактной фигни», и она отнесла свою картину на помойку. Может, какая-нибудь милая старушка приютит холст у себя на кухне в знак любви к искусству? Ну или хотя бы прикроет им торчащий гвоздь в стене?.. И вот когда картина уже нашла то место, на которое незримо указали ей родные, а отвергнутая художница направлялась к своему подъезду, сзади раздался голос:

– Предать себя! Какое малодушие!

– Что? – Алиса повернулась и увидела старичка с бородой и в шляпе под Gucci.

Белая окладистая борода и длинные прямые тускло-белые волосы почти полностью скрывали его лицо, лучистые морщины расходились от уголков добрых и ясных глаз. Выцветшая бежевая шляпа с красно-зеленой лентой была низко надвинута на лоб, из-под распахнутого серого пальто выглядывал затасканный свитер, в руке старик держал кривую лыжную палку.

– Скоро спуск вниз, на глубину, возьмет и все изменит! – произнес старик, торжественно подняв к небу указательный палец. – Уничтожить произведение искусства – героизм, только если оно наносит раны созерцателю. Но ваша картина – это отблеск потерянного рая, билет на край радуги!

Алиса стояла в полном замешательстве, но ее охватила смутная симпатия к этому чокнутому. Сумасшедший вроде не представлял угрозы. Перехватив ее любопытный взгляд, старик продолжил:

– Творцы всегда испытывали на себе давление извне! Таков их удел. Сталь, милая барышня, закаляют в домне, а не в тазике с горячей водой.

– С чего вы решили, что на меня кто-то давит? – В глубине души Алисе было приятно, что ее назвали «милой барышней», поэтому ее вопрос прозвучал почти добродушно.

– Знаете, что хуже смерти? Это когда человек умирает при жизни. Каждый раз, когда он себя предает.

– Барахло это, а не картина! – послышался зычный голос какой-то старушки, которая явно пришла сюда с целью исследовать содержимое мусорных баков. – Такие картины я одной пяткой с зажмуренными глазами в темной комнате нарисую! Ишь чего о себе возомнила! Художница! А ты ступай отсюда! Здесь не твоя территория! Кыш! Кыш! – обратилась она к косматому старику, отгоняя его краем своей затасканной серой шали, словно то был не человек, а бродячий кот.

Алисе стало неловко наблюдать за поединком дурной старухи с интеллигентным стариком, и она быстро побежала домой, даже не оглядываясь. Судя по тому, как старик втянул сморщенную шею в ворот своего помятого пальто, сила была за старухой. За ее грубой правдой и драной, колючей шалью. Впрочем, сила всегда именно за такими, как она.