Временами кажется, что Аузан и Трудолюбов написали не две разные, а одну книгу. Она о том, какие странные вещи случаются, когда люди начинают делать что-то вместе, сообща, когда вступают в социальные взаимодействия. И о том, как нормы и правила этих взаимодействий определяют, что в конечном счете происходит с обществом, со страной, состоящей из этих людей и их взаимодействий. Только внимание Аузана чуть больше направлено на институты (правила взаимодействия людей и механизм, обеспечивающий выполнение этих правил). А внимание Трудолюбова – на ценности, то есть на то, что больше всего важно людям, группам и обществу; на то, что лежит в основании этих взаимодействий. Обе книги – рассуждение о гражданском обществе и в некотором роде тоска по нему.

Разрушение тоталитарных режимов вызвало экономический подъем в Германии и Японии XX века, но где русское экономическое чудо – Аузан задает вопрос, который полтора десятка лет назад адресовал институционалист Джеймс Бьюкенен своему коллеге Мансуру Олсону. Дело не в экономике, а в обществе, отвечал тот. Экономический скачок происходил вслед за восстановлением социального капитала, ростом взаимного доверия людей, у которых были переговорные площадки, чтобы согласовывать друг с другом интересы. В России произошло обратное: люди и состоящие из них группы атомизировались, занялись перетягиванием одеяла на себя.

Именитые архитекторы, инженеры, дизайнеры городских пространств, приезжающие в Москву читать лекции и консультировать Сергея Собянина, много рассказывают о том, что сделать, чтобы люди были вынуждены пересекаться, взаимодействовать друг с другом. Хорошо спроектированное публичное пространство само подталкивает к разговору и встрече. Но эти архитекторы не видели четырехметровых подмосковных заборов, где «птица не пролетит, мышь не проползет». Они очень удивляются, когда их спрашивают, какими должны быть публичные пространства, если люди хотят свести взаимодействие друг с другом к минимуму. Например, к не предполагающей ответа матерной фразе, брезгливо брошенной из приоткрытого стекла иномарки замешкавшемуся пешеходу. Архитекторы вспоминают Китай, где после социализма и коммуналок людям тоже хочется друг от друга отгородиться, и выражают надежду, что такие настроения быстро пройдут. Но проходят они не быстро.

Александр Аузан. Институциональная экономика для чайников

Если такими настроениями заражена почти вся страна, наступает, по Олсону и Аузану, «британская болезнь», а в крайней форме – «красный склероз». Различные группы интересов замыкают все на себя и заняты больше не творчеством, а перераспределением бюджета, ренты. Эту страсть к перераспределению не сдерживают ни государство, ни более широкие коалиции интересов. В результате производство общественных благ оказывается чрезвычайно затруднено, а в ситуации их дефицита и экономический рост, и жизнь вообще становятся очень неудобными. Каждому приходится рассчитывать только на себя, а издержки всех социальных коммуникаций крайне затруднены. Если все думают только о себе, невозможно планирование с долгим временным горизонтом. Когда все играют вкороткую, говорит Аузан, то самый выигрышный сценарий – быстро удовлетворить свои нужды, поделить средства и «отвалить». Самому, ни с кем не договариваясь. Да и как о чем-то договариваться, если 88% респондентов считают, что «никому доверять нельзя»?

А если и можно доверять, то только своим. Это «бондинговый» (bond – связь) социальный капитал, позволяющий функционировать людям внутри однородных групп. Для быстрого роста, да и для комфортной жизни нужен другой, «бриджинговый» (bridge – мост) социальный капитал, связывающей людей из разных групп. В ситуации, когда пенсионеры ненавидят бизнесменов, те недолюбливают профессоров, а последние – студентов, ключевым элементом общественной жизни неизбежно становится государство: больше некому связывать всех со всеми и гарантировать соблюдение правил игры.