– Дай хоть разуюсь, – произнёс он, подставляя щеку, и прошёл в ванную, а я включила газ, чтобы разогреть картошку. Этот вечер был особенный. Я делилась своей радостью: урок получился. Смаковала моменты, которые удались, описала неудачные, которые могли меня смутить, но всё прошло. Саша рассказал о поездке. Вино было терпковатым. Мы перебрались в комнату. Кузьмин продолжал своё дело: «Пять минут до дома твоего, / Мне уже не нужно ничего, / Только б посмотреть в глаза твои-и-и…» – сильным надрывом пронизывал струны моей души музыкант…

Я хорошо помню тот удивительный вечер, «Поле чудес» на экране телевизора, вкусный бисквит и наши мечты…

«О чём это я?» – прервала я наплывающие мысли, уносящие в тот мир, который был обычным и ничего не предвещавшим ещё вчера. Ах да! «С чего всё началось? Когда и где я что-то пропустила и почему мы здесь оказались?» – снова сыпались вопросы, на которые я пыталась ещё пока найти ответ, и в моей голове судорожно переворачивались события злосчастной недели.

В понедельник, 20 декабря, у меня вторая смена. Уроки заканчивались в половине шестого, но мне надо было задержаться, так как семиклассники должны сдать долги по стихам (не все хотят учить вовремя). Приближался конец четверти, а через пару дней надо уже сдавать табель. В любом случае забрать Женю из садика я не успевала, Саша тоже ещё не приехал. Для меня эта ситуация не являлась проблемой, потому что есть мои родные, которые всегда выручают. Я набрала из школы домашний номер 2-32-05. Подняла трубку моя сестрёнка:

– Да!

– Танюша, это я. Заберёшь сегодня Женю из садика, а то не успеваю, – попросила я её.

– Ладно, а где нам тебя ждать?

– Зайдите с ним в ателье на примерку, брючки почти готовы. Утренник в пятницу, вы придёте? – спросила я, имея в виду маму и её.

– Не знаю ещё, – ответила Таня. – А мне брючки забирать?

– Ну, если готовы; если нет, завтра буду бежать в школу – часов в одиннадцать – заберу сама. Если задержусь, пусть он по горке полазит, там и встретимся, хорошо?

– Ладно, только не сильно задерживайся, а то мне надо к подружке идти.

– Постараюсь, – ответила я вздыхая.

Вечером, уже около семи, подбежала к площади. На горке из сваленного в кучу снега ребята разных возрастов лазили, как муравьи. Дети постарше – на картонках – с радостными криками слетали вниз, а малыши у подножия грязного и гладкого айсберга пытались прорваться сквозь ледяные наросты к многочисленным вершинам. Но было очень скользко, и они, как колобки, тоже с ликующими возгласами скатывались вниз. Мой тоже, увидев меня, закричал:

– Мам, смотри, где я! Я сам залез!

– Молодец! – оценила я его достижения.

Мы с Таней перекинулись несколькими словами, стянули его вниз и быстро пошли домой, благо жили через дорогу, потому что Женя, хоть и довольный, был уже мокрый, как гусь.

Вечером, укладывая его спать и увидев синячок на ножке, спросила:

– Это что ещё такое?

– Рома толкнул Лизу в снег, а я защищал её! – с гордостью сказал он мне.

– А по-другому нельзя было договориться?

– Нет, он всех обижает, – произнёс, нахмурившись, Женя. – Мам, у меня ножка болит.

Да, да, точно, именно тогда он произнёс это в первый раз, но я восприняла эти слова не так серьёзно, как должна была, считая причиной боли обыкновенный ушиб, появившийся после детской разборки. Я намазала ножку мазью, нежно гладила её, мы повторяли стишок, выученный к утреннику, который должен был быть в пятницу, 24 декабря. Конечно, я думала, что всё пройдёт к утру. К сожалению, не почувствовала тогда, что это был обычный вечер последнего обычного дня, что все мы были уже на краю страшной бездны…