«Вот и меня с таким же смехом вспоминали. Показывали, как несчастную Каа с Мэрилин перепутал. Да и зачем мне она понадобилась? Бросила. Видеть её не хочу. Останусь жить в пещере, никто не будет беспокоить, донимать. Забудут. И вообще. Буду пробираться в темноте за едой или пусть Джим организует доставку. Он вроде не издевается.

Хочется вернуться, но боязно. Мыш не замечает некоторых вещей. Как другие смотреть будут? Да и Каа ещё не была настолько пьяна, чтобы не запомнить инцидент. Все помнят мои выкрутасы».

– У меня семечки закончились, – пошёл в сторону выхода. – А ты чего стоишь? Шевелись. Менделеев от головной боли порошочек насыплет в водичку. Она шипит и брызгается прикольно. Тебе тоже здоровье поправим.

– Ты-бо-и-шь-ся че-го-ни-бу-дь? – спросил Тэ, не двинувшись с места.

Вопрос давно мучил, но как-то не приходился к месту.

– Да, – мордочка перестала двигаться, – мы меняемся, вся жизнь становится другой. Боюсь потерять себя, стать серьёзным букой, – момент откровенности растаял, словно мираж.

– Такой весь горемычный, буду прятаться под лопухами, – выглядывал из-за камня с наигранностью. – Ой, не трогайте меня, самобичеванием занимаюсь. Я такой, и вот такой, ещё и такой… Уйду в отшельники, буду скрываться от всех. Вы меня не найдете никогда!

– По-ня-л, не-пра-в-бы-л.

Ящер всегда удивлялся способности Джима вывернуть реальность наизнанку, показать дыры и прорехи в мыслях. Заставить смеяться над всем, что до этого тревожило. «Уверен, что никогда не научусь такой непринуждённости».

– Эй, опять начинаешь грузиться. А ну бегом к Меду. Лечиться!

6 месяцев полёта

После памятной вечеринки Тэ перестал употреблять дурманящие вещества. Боялся повторения. Хотя Джим несколько раз подсовывал жидкости и порошочки.

Каа пропала – геккон думал, из-за него. Собрав всё мужество в кулак, решился на разговор.

– Змея сложнее всех перенесла похмелье, – сообщил Менделеев, – даже ходила в медицинский бокс. Держится в отдалении, восстанавливается.

Засаду организовал возле пищевого терминала. Пришлось выжидать два дня, прячась от случайных взглядов в листве ближайшего дерева.

– Нам-на-до-по-го-во-рить, – топал за удаляющейся гадюкой.

– Не думаю, – спешила скрыться Каа.

– О-бя-за-тель-но-на-до.

– Не здесь.

Они добрались до логова в виде качественной имитации пня. С моховыми коврами, диванами и подушками. С потолка свисали гирлянды лиан разных оттенков коричневого в перемешку с лилиями. Полумрак и прохлада окутывали вошедших.

– Сразу говорю: ничего не помню, – прикрыла глаза, словно мучила мигрень. – Мыш что-то там рассказывал, но уже неважно, – лёжа на диване, гадюка размахивала хвостом в такт словам.

– Из-ви-ни.

– Извиняю, – затянувшуюся паузу Каа прервала так же лаконично.

Тэ пытался найти ещё какие-нибудь оправдания, уже был и не рад общению. Надеялся деликатно уйти, но вдруг узкие полоски зрачков пресекли попытку скрыться.

– Почему игнорируешь общество?

– Не-по-нял? – соврал, пятясь к выходу.

– Ссстоять! – прикрикнула Каа. – Ложись здесь, – указала на нечто квадратное и мшистое, – Не ври мне, и себе заодно.

– Не-бу-ду о-де-вать-ся, – напрягся каждой мышцей бунтовщик.

– Всё вокруг изменилось, – её неподвижность и убаюкивающий голос завораживали, – чтобы продолжить наслаждаться жизнью, надо измениться самому. Малость.

– Это-не-ма-лость, – Тэ принялся ходить по комнате, только так мог избавиться от воздействия гипнотического эффекта.

– Поверь, это ничтожная плата. За возможность общаться с друзьями и с Мэрилин, – опять уставилась на собеседника, – все видят, ты к ней неравнодушен. Любовь, – плотоядная ухмылка перебила омут взгляда.