Уже с полным бидончиком возвращаешься мимо железнодорожного магазина на станционную площадь. Почему магазин «железнодорожный»? Скорее всего из-за ведомственного подчинения. Неплохо снабжался. Если повезет или очень постараться, то в нем можно было купить приличное сливочное масло, сосиски, вареную колбасу или сыр. Там покупали табак: «Прима» от «Дуката», «Беломор» фабрики Урицкого, «Пегас», ну и то, что считалось лучшим – «Ява», фабрики «Ява». Кто знает, тот поймет.

Новая школа была просторна и светла. По три рекреации на этаже. В каждой рекреации по отдельному туалету для мальчиков и девочек. Кто-то может поиронизировать – что это он к сортирам так внимателен? А вы представьте первоклашку, которому надо по-маленькому, а в санузле стоят семиклассники, курят, матерятся и раздают подзатыльники. Так что наличие – важно. Причем, думаю, что не менее важно, чем само обучение и процесс воспитания.

Не буду описывать саму школу. Она до сих пор стоит на том же месте, только номер поменялся.

Кто в ней учился? Те, кто с Елизаветинского поселка, с Хим-дыма, из деревень Бутово, Ново-Никольское, Городяевка, ну а большая часть – из домов кирпичного завода. Была ещё одна школа, правда начальная, на Полигоне. Поэтому в четвертые классы школы №2 ежегодно вливалось несколько учеников из деревень Боброво, Дрожжино, и, естественно, с Полигона.

Тон среди ребятишек задавали кирпичнозаводские. Их было больше, держались они сплоченнее. На учебу из них мало кто был ориентирован. По большей части – пацанские дела. Ты меня на «понял» не бери, понял? Таких называют шпаной. Организованных криминальных групп не было. В школе, да и на улице деньги у младших «стрелять» не принято. Так, иногда, если на привокзальной площади какие залетные хулиганы попробуют, так их потом местные патриоты с кольями, да дрынами по кустам-оврагам гонять бросаются. Это, когда есть кому заступиться.

Был, правда случай, когда учительница начальных классов послала девочку домой к двум отморозкам с запиской для родителей. Они ее из ружья застрелили. Старшему было не больше десяти лет. Их мать, когда увидела, что натворили дети, попыталась скрыть следы преступления. В итоге детишек определили в колонию для несовершеннолетних.

Да, разное бывало. Поножовщина, драки, – но все больше на бытовой почве. В кругу семьи, так сказать, или около. Пьяные папы, измождённые мамы. Общая неустроенность. Голода не было, но и до сытости очень далеко.

В школьной столовой кормили обедами, уж не помню, платили за них родители или нет. Там же в буфете можно было прикупить коржик за восемь копеек или марципан за четырнадцать. Кусок хлеба стоил одну копейку, но мы его воровали с подноса, что стоял на раздаче. На это взрослые особо не обращали внимания.

Вернёмся к поселку. На Большой Бутовской стояла амбулатория. Развалины ее и до сих пор демонстрируют эпоху упадка. Но через это заведение прошли все мои сверстники, плюс минус десять лет от года рождения. Все врачи знакомы, да и жили тут же. Они, действительно, помогали, в меру, конечно, компетенции и оборудования.

Клубы. Кино показывали на Радиоцентре, на Полигоне, иногда на кирпичном заводе. Раза два в году приезжал «Вагон-клуб». Его отцепляли и устанавливали на запасном пути возле железнодорожного моста. Но самым кассовым было заведение в народе называемое «У Ивана», что на Городяевке. С одним выходным в неделю. Совсем небольшое строение, без всяких кружков рукоделия и т. д. Даже вывески не было. Только зал. Уже не знаю каким образом, но фильмы показывали самые новые, последние, те, что и в Москве-то только поступили в прокат. Зато полный зал. Иван – невысокий, полный, с залысинами. Он же и кассир, и киномеханик, и администратор. Зрители – на девяносто процентов молодежь до двадцати. В зале – реплики, громкий смех, где, может, и неуместный, но окружающим нравилось.