Увидев, что его любимые удобные трусы красивого дизайна отказываются тонуть в унитазе, Гонсало расхохотался, и Карла тоже рассмеялась, не выпуская его пенис изо рта. Тогда и он бросил ее трусики в унитаз и смыл воду, и они вместе, хохоча, пытались это сделать еще несколько раз, но не как пьяные или сумасшедшие, а, скорее, как маленькие дети, снова и снова забавляющиеся игрой.

– Давай сделаем это как следует, – вдруг предложила она, поправляя юбку и прическу.

Гонсало захотел поиметь ее как следует или сделать это более-менее, или хотя бы плохо, но прямо здесь и сейчас. И почти убедил Карлу, потому что они возобновили поцелуи, взаимное тисканье и продвинулись бы дальше, если бы не вмешался какой-то пьянчуга, забарабанивший в дверь кабинки, вопя:

– Эй, вы, там, уборная для всех, и трахаться хочется не только вам!

Карла и Гонсало, без нижнего белья, вышли ночью на улицу квартала Бельявиста. Оба все еще посмеивались и сохраняли значительный запас страсти. Им явно не терпелось поведать друг другу очень многое, но они предпочли молча впитывать в себя ночную тишину. Когда увидели группу панков, допивающих бутылку писко[10] на мосту Пио-Ноно, Гонсало взял Карлу за руку, что показалось ей старомодным, комически галантным жестом, хотя ей и нравилось гулять с Гонсало рука об руку, вернее, вспоминать, как приятно бывало так с ним расхаживать. Панки, впрочем, даже не удостоили их вниманием, и Гонсало отпустил ее, но она удержала его руку.

– Мне нравится эта дискотека, только там я могу танцевать спокойно, не подвергаясь насмешкам, – сказала Карла, когда они вышли на площадь Италии и никто из них не знал, что же делать дальше.

– А мне она нравится как единственное место, где я чувствую себя по-настоящему желанным, – пошутил Гонсало, хотя и не было ясно, шутка ли это.

Настала пора прощаться; их встреча вполне могла претендовать на включение в список безумных ночей. Однако Гонсало напомнил, что живет в трех кварталах от площади, и Карла согласилась пойти к нему. Когда в молчании они преодолели три квартала, которых на самом деле оказалось семь, уже рассвело. В тех случаях, когда утренняя заря заставала его идущим, Гонсало полагал, что существует какая-то связь между рождением света и процессом движения вперед, словно шагающий так или иначе отвечает за зарю, или наоборот – будто заря помогает перемещению ног по тротуару. Он собирался поделиться своим открытием с Карлой, хотя не был уверен, что сможет это доступно объяснить, опасаясь запутаться. К тому же чувствовал, что все сказанное способно испортить такой прекрасный и безрассудный рассвет.

А в квартире все произошло быстро и спокойно. Заперев дверь, он сразу же принялся за Карлу, причем без презерватива; она повисла у него на шее, и они кое-как добрались до кровати. Прикладывая губы к ее соскам, Гонсало заметил, что груди Карлы, кажется, увеличились; это ему понравилось и удивило, хотя он сказал себе: ничего странного, ведь тело со временем, конечно, меняется. И ее бедра действительно стали шире, а ноги чуть менее гладкими, и вообще она, пожалуй, не так худа, как девять лет назад.

Гонсало теперь совсем другой, размышляла в свою очередь Карла, ощущая внутри себя медленные и сильные движения: по меньшей мере, он стал мужчиной, умеющим хорошо «стрелять». Она почувствовала приближение оргазма, и сразу же появилось давнее опасение, что у Гонсало случится преждевременное семяизвержение. Поэтому наслаждение на миг отступило, но через пару минут вернулось, и тогда на нее обрушился оргазм; она даже не поняла, был ли он двойным или сильно затянулся.