И дети, и женщины, и книги, и соха!

Красная дорожка Марса на воде (не видел). Марс впервые за 60 тысяч лет так близко. Россия – Гугландия, пока. Нашёл шкуру змеи с пустыми оболочками глаз. Завтра, если погоды, идём на Рахмансари.

Сегодня воскресенье.

– Тонкое наблюдение!

Скрылось солнце, пошла рябь справа и слева, ждёшь мордотыка, надеясь, что успеет добежать катамаран под сень, по ветровую тень острова.

Слева, где закат за облаками, Ладога – ртуть. Справа, где север, – кипящий свинец.

Остров круглых катающихся камней, каждый камень со страусиное яйцо. Проблесковый маяк.

Они вспомнили Иных. А я: её молодость и некоего тренера (первого), второго её мужчину. И палатку их, и одиночество, полноту резкости и счастья. Всё утекло.

Чинил кроссовки, schumacher.

Супик: пара подберёзовиков, сыроежки, пакет сухих шампиньонов, чёрный перец (горошек), лавровый лист, капля вьетнамского кетчупа, две картошины, кубик грибной и капля раст. масла.

Необходимость быть.

«Так он же евромонах», – (спутал – иеромонах). – «А мне всё равно, кто в рясе, тот и поп».

Остров состоит из шаров размерами от куриного яйца до пушкинской дующей головы богатыря. Один мыс – камни – горох, другой – головы богатырей. Посреди черничные поляны.

Подозрительно красиво. Сидя под елью, представить себя грибом, стоя на уступе – скульптурой в нише Зимнего дворца, лёжа на плоском камне – ящерицей, божком, петроглифом.

Уже пар изо рта и скоро зима.

Нет в природе ни загадки, ни смысла, ни тайны. Тупая стихия, совершенно чуждая тебе. Зимой здесь гуляет зима: без людей по этим островам и по этому озеру, по зиме, по снегу. И по новым его слоям, равнодушная к тебе, никак к тебе не относящаяся.

Некто проплыл по озеру – с длинной дорожкой, с длинным телом.

Кто была та птица с оранжевым фартуком, что вчера сидела в кустах, косилась на меня и говорила: ток-ток-тик, тик-ток-ток?

На камне над бухтой, подставив лоб солнцу. Стрекозы подлетают, фырчат. останавливаются в воздухе, смотрят в лицо и, не заметив ничего удивительного, я их ничем не поразил, садятся на скалу и тоже смотрят на бухту глазами, как витражи костёла св. Франциска Ассизского.

Мимо пробежала муха. Стрекоза отогнала её лапой, брезгливо, отойди, тебя не хватало, фыркнула.

Рассказ Ивана про серебряную скалу: «Подходим к Кухке – что такое? скала серебряная. Руда вышла на поверхность? как литая. Оказалось, прошёл дождь и медленно стекал по мху с вершины, покрывая её всю тонкой плёнкой воды.

Угол солнца».

– Идиллия, – сказал Иван. – Смотри, рыбки плавают с ладошку. Вот таких чайники и ловят.

Иван: – Все суки. Я ещё не так стар, как мои дети.

Часа полтора фотографировал взлетающую с ладони божью коровку: оттопырив попу, подняв надкрылья, вытаращив подкрылья, застрекотав, как велосипед, как геликоптер – в небо.

Другая не летит, а переползает с одной стороны ладони на другую и намеревается забраться в рукав. 8 диафрагма, 0,8 м расстояние.

Долго я переворачивал свою ладонь на фоне неба, надоело, отпустил её.

Манежную площадь взорвали, дети погибли.

Штурмовая авиация, бои в сёлах Дагестана.

Остатки финских хуторов, малина выродилась или сгорела за лето. Шиповник величиной с яблоко, с колючими семечками на губах.

Рисунок пингвина на скале.

Смотри, как темнеют скалы.

Островок с финским именем из 19 букв. Иван обещает дождь.

На месте свёрнутой оранжевой палатки ползёт оранжевая гусеница. Ткнул травинкой – замерла на минуту и подняла свою твёрдую оранжевую голову с пигментными пятнами вместо глаз и поползла к своей неизвестной цели.

Обсудили достоинства разных клеев обуви.

Морской пёс.