Когда его жена уехала к Квентину, он вдруг вспомнил о своем решении разоблачить их. По дороге в бунгало он притормозил возле загородного клуба и на скорую руку пропустил еще пару стаканчиков. Своих слов бармену, что «об остальном тот узнает завтра из газет», он не помнил – вообще не помнил, чтобы он вступал с ним в разговор. Да, он зашел в «Мелочи жизни» и купил там пиво, но кухонные полотенца?..

– Что бы я делал с кухонными полотенцами? – спросил он в суде, и, согласно одной газете, три заседательницы поежились.

Позже, гораздо позже он поделился со мной своими соображениями по поводу этих полотенец, о которых заговорил бармен, и мне кажется, есть смысл привести здесь его рассуждения.

– Вот тебе картина, – сказал он мне однажды в тюремном дворе. – Они ищут свидетелей и наталкиваются на бармена, который продал мне пиво в ту ночь. Прошло уже трое суток. В газетах появились разные подробности. Представляю себе, как на этого парня наваливается целая команда: пять или шесть полицейских плюс спец от генерального прокурора плюс помощник окружного прокурора. Память, Ред, вещь субъективная. Они могли спросить: не купил ли он случайно четыре-пять кухонных полотенец? – а дальше одно цепляется за другое. Когда на тебя нажимают сразу с нескольких сторон, не так-то просто устоять.

Я согласился.

– Или даже так, – продолжал Энди в своей рассудительной манере. – Я допускаю, что он себя уговорил. Вспышки блицев. Репортеры. Его фотография в газетах… И гвоздь программы: его показания в суде. Я не хочу сказать, что он умышленно исказил факты или дал заведомо ложные показания. Я допускаю, что он не моргнув глазом выдержал бы тест на детекторе лжи или поклялся бы именем матери, что я купил эти полотенца. И все же… память, черт побери, такая субъективная вещь…

Одно я знаю точно, – закончил он. – Даже мой адвокат, который считал мою версию наполовину враньем, даже он с порога отмел весь этот бред с полотенцами. Дураку же ясно: я был в стельку пьян, слишком пьян, чтобы думать о том, как заглушить выстрелы. Если бы стрелял я, от этих полотенец ничего бы не осталось.

Короче, припарковался Энди возле свалки. Сидит, пьет пиво и курит сигарету за сигаретой. Вот он видит, как нижний этаж погружается в темноту. Вот зажигается одно-единственное окно на втором этаже… а через пятнадцать минут и оно гаснет. О том, что было дальше, сказал он, нетрудно было догадаться.

– И тогда, мистер Дюфрен, вы пробрались в дом Гленна Квентина и убили их обоих? – возвысил голос защитник.

– Нет, – ответил Энди. По его словам, к полуночи он протрезвел. Появились первые признаки похмелья. Он решил уехать домой и проспаться, а утром все взвесить на трезвую голову. – Подъезжая к дому, я уже склонялся к тому, что разумнее всего будет дать ей «развод по-быстрому».

– Благодарю вас, мистер Дюфрен.

Тут с места вскочил окружной прокурор:

– И вы дали ей развод быстрее не придумаешь? С помощью револьвера тридцать восьмого калибра, предварительно прикрыв дуло полотенцами?

– Нет, сэр, – спокойно возразил Энди.

– После чего вы застрелили ее любовника.

– Нет, сэр.

– Вы хотите сказать, что застрелили его первым?

– Я хочу сказать, что не стрелял вообще. Я выпил две кварты пива и выкурил кучу сигарет, которые полиция позже нашла на свалке. А потом я вернулся домой и завалился спать.

– Вы сказали суду, что между двадцать четвертым августа и десятым сентября вы подумывали о самоубийстве.

– Да, сэр.

– Даже приобрели револьвер.

– Да.

– Я вас не слишком огорчу, мистер Дюфрен, если скажу, что вы не производите на меня впечатление человека, способного на самоубийство?