АЛЁНА. И не надо. Всему своё время. А пока давай-ка хозяйством займёмся как следует, а то Иллария обидится, что оставили её без подмоги.

Возвращается Иллария и слышит слова Алёны.

ИЛЛАРИЯ. Это точно! Я уже вон сколько тарелок и салатников перемыла, да ещё и ту посуду, что на кухне там-сям побросали курильщики, которых я туда дымить прогоняла, а у вас тут и конь, я гляжу, не валялся.

Входит Ирина.

ИРИНА (зачем-то ощупывая один стул за другим, словно их отличие – в консистенции). Это венские стулья? Мне в соседней квартире сказали, что у них брали четыре венских. А какие они, не объяснили.

АЛЁНА (хлопает поочерёдно стулья с выгнутыми спинками). Вот эти венские. Но как ты их понесёшь?

Вдруг появляется Матвей.

МАТВЕЙ (Ирине заискивающе). А я помогу! (И словно тут только опомнившись) Ларь, ты прости, там не заперто было, потому я без стука…

ИЛЛАРИЯ (не глядя на него и стараясь удержать отстранённую лёгкость в голосе). Родное сердце, я больше тут не хозяйка – приберусь и уйду навсегда. Так что мне можно не докладываться, каждый ходит, как хочет.

ИРИНА (Матвею). А ты своевременно заявился! Дурищам нынче очень мужская физсила необходима. Бери-ка по два в руку вот эти венские (указывает какие именно стулья), а я эту парочку прихвачу – их потом этажом ниже отнесёшь.

ИНГА. Давай и я вот эту табуретку понесу.

ИРИНА. А мыть посуду?

Инга строит брезгливую гримаску и показывает, как её передёргивает от одной мысли о мытье посуды.

Они уходят. Матвей, чуть отстав от девушек, для отвода глаз поудобнее якобы перехватывая венские стулья, а сам поглядывая украдкой через плечо на Илларию. Алёна перехватывает эти взгляды.

АЛЁНА (когда они с внучкой остались одни). Не думала, что Матвей явится…

ИЛЛАРИЯ. Мог бы и на похороны прийти – я ему вчера говорила, что Сидор умер.

АЛЁНА. В самом деле? Вы виделись?

ИЛЛАРИЯ. Случайно столкнулись в похоронной конторе. Я кое-что докупала.

АЛЁНА. А он что там делал?! Он тоже кого-то потерял?

ИЛЛАРИЯ. А он там подрабатывает – ездит к заказчикам с альбомами аксессуаров и склоняет покупать те, что подороже.

АЛЁНА (неодобрительно). Ну зачем ты язвишь?

ИЛЛАРИЯ. Не могу я простить ему этих чёртовых трусов!

АЛЁНА. Каких ещё трусов?!

ИЛЛАРИЯ. А ты что, не знаешь? Ну так лучше тебе и не знать…

АЛЁНА. Пожалуй… Только он ведь тебя любит.

ИЛЛАРИЯ. И что с того?

АЛЁНА. Ничего. Это самодостаточная вещь – любовь. Она как Байкал: в неё всё втекает и ничего не вытекает.

ИЛЛАРИЯ. Кроме Ангары.

АЛЁНА. Кроме жизни.

ИЛЛАРИЯ. Ангара безупречна. А жизнь… Сплошные ухабы. Казалось бы, нам с Сидором бог фонариком посветил – и вот…

Она садится на один из оставшихся табуретов у так до конца и не убранного поминального стола. Глаза её набухают слезами.

ИЛЛАРИЯ. Я не хочу больше любви. Это страшно. Это Голгофа.

АЛЁНА. Сделать тебе кофе?

ИЛЛАРИЯ (нервно, отщипывая виноградинки от почти голой кисти на блюде с недоеденными фруктами). Да, пожалуйста. Нет, не хочу. Впрочем, сделай.

Появляются Матвей с Ириной и Ингой.

МАТВЕЙ. Ну, мало уже осталось – почти все разнесли. Что теперь брать?

ИРИНА (с видом заправского бригадира). Погоди. (Смотрит в какую-то записку). Остались разношёрстные – из разных квартир. (Матвею) Ты бери эту (указывает на ту табуретку, на котором сидит с отрешённым видом Иллария) – её первую занесём на 36-й, а потом ты возьмёшь у нас эти (Она подталкивает один табурет Инге, а сама берёт один из нескольких оставшихся) и отнесёшь на 35 – там две квартиры напротив: уточнишь, какой чей у хозяев.

Матвей подходит к Илларии и останавливается.

ИЛЛАРИЯ (удивлённо, не понимая). Тебе чего? Ты что-то спросил?