– Только не рассказывайте так, будто ваши предки шли в ордах Наполеона или Гитлера, – попросил я.

– Да-да! И я об этом. А Настя после всего вдруг очень просто и по-детски рассудила. Или, наоборот, не по-детски. Она вдруг сказала, что любая победа может быть либо с Богом, либо вопреки ему, но по Его попущению…

– Ничего себе! – не сдержался я.

– Вот-вот! А я о чем? Настя сказала, что Батый точно был не с Богом, а Александр был с Богом.

– Не в силе Бог, а в правде… – невольно вспомнил я.

– Так точно! Я стал изучать вопрос…

– И покрестились…

Всё это было очень интересно, но меня больше волновало настоящее. Где-то в городе Аглая и Настей бродили в масках по опустевшим магазинам, Аглая волновалось, и это волнение передавалось мне.

– Простите, Василий Абдурахманович, но нельзя ли поближе к вашему, так сказать, эксперименту? Там, понимаете, женщина волнуется.

– Как ее зовут? – спросил директор.

– Аглая. Ивановна. – В два приема сообщил я.

– Ух ты! – то ли удивился, то ли порадовался он.

– Ага… – согласился я.

– Незамужняя?

– Нет.

– Это хорошо… И вы не женаты?

– Нет. Это имеет какое-то значение?

– Ключевое… – Василий Абдурахманович набрал в легкие побольше воздуху и продолжил: – Так вот… Врач, Николай Петрович, он сказал, что химия и радиация – это, конечно, нужно… Но нужна мотивация к выздоровлению, своеобразное плацебо.

– То есть мы с Аглаей – это плацебо?! – догадался-выстрелил я.

– Не торопитесь… Я же вам сказал, если потребуется, мы немедленно заберем девочку…

– Но ведь всё, что вы рассказываете, – это уголовщина какая-то!

– Смотря с какой стороны посмотреть, – опечалился директор детдома. – Официально – Настя в гостях в семье.

– Это что? Всё подстроено? – Во мне начало уже закипать возмущение.

– Вы дослушаете или сразу поедем за Настей? – грустно спросил Василий Абдурахманович, и в глазах его появилась такая же неизбывная безнадежность, как у дежурного Вити на первом этаже. – Когда вы вошли в кабинет, я даже обрадовался: вижу, что вы человек творческий, добрый, романтик…

Он меня, конечно, не подкупил, но я успокоился.

– Рассказывайте дальше, – попросил я смиренно.

– Николай Петрович, как и я, часто слышал от Насти, что раз детей посылает в семью Отец Небесный, то родителей детям Он тоже может послать. И бабушка ей так говорила. Но где найти родителей для умирающей девочки?

Я воткнул взгляд в полированную столешницу. В горле встал комок. Не знаю, насколько я был добрый и романтичный, но сентиментальный – точно.

– Николай Петрович также заметил, – продолжал директор, – что Настя довольно часто дает прогнозы по развитию заболеваний. И сама в это верит. А еще она говорила родителям, которые приходили в их отделение, почему болели их дети… Понимаете?

– Понимаю, но сам с трудом верю.

– Это не важно, верите ли вы; важно, что верит она! И мы с Николаем Петровичем разработали план… Мы сказали Насте, что Отец Небесный поможет ей найти семью. А дальше она всё придумала сама. Почти сама… – Василий Абдурахманович насторожился, пытаясь понять, какое впечатление производят на меня его слова.

– Да говорите уж, – нетерпеливо поторопил я.

– Она попросила увезти ее к монастырю в день памяти бабушки. Она попросила, чтобы в больнице ее сочли умершей. Ну чтобы не искал никто… И Николай Петрович ей пообещал…

– С ума сойти! И вы согласились на эту авантюру?! – Мне даже воздуху не хватило на мое изумление.

– Но… – Василий Абдурахманович заглянул мне в глаза так, как заглядывают в глаза родителям дети, которые точно знают, что их обманывают. – Но вы ведь тоже приняли правила ее игры?..

Это был удар ниже пояса. Но справедливый.