– Возьмите себя в р-р-руки, – сурово откликнулся пёс. – И уходите. Мы р-разбер-рёмся.

Вожак отвернулся от девушки, оканчивая разговор, и направился к телу кордтерра. Схватив мужчину за штанину, пёс потащил его по асфальту в темноту контейнеров.

Стараясь следовать совету, Майя сцепила руки в замок. Запястья пульсировали и отзывались болью на каждое движение, а некогда серые перчатки сменили свой цвет на бурый.

Она постояла немного, переводя дух и собираясь с мыслями, а затем робко окликнула стаю:

– Что же мне делать? Как защититься?

– Вам следует обр-р-ратиться к лесу. Вспомните, где вам спокойнее всего, мадемуазель, и идите туда, – раздалось приглушённое ворчание за контейнерами. А следом Майя услышала жуткий и ни с чем не сравнимый звук: треск сломанной кости. Несомненно, человеческой.

Машинально подобрав бутылку вина, Майя с равнодушием отметила, что та не разбилась, и снова сунула её в карман. Словно сомнамбула, еле переставляя непослушные ступни, девушка поплелась к дороге.

Смартфон разбился при столкновении с кордтерром. Майя, пережившая за один вечер немало потрясений, была настолько морально истощена, что без сомнений подняла руку вверх, голосуя. Ей уже было всё равно, кто остановится. Просто хотелось домой. Смыть с себя кровь, грязь и ощущение надвигающейся беды.

Майя догадывалась, что, если псы правы, и некие кордтерры – ненавистники всего живого – решили поймать её, то на одном человеке это не закончится. Они будут преследовать до тех пор, пока не загонят в угол, как маленькую мышку. А это означало, что нужно научиться защищаться не только с помощью бутылок. Одну из которых Майя, выудив из маленького кармашка сумки штопор, открыла прямо в такси. Там же и выпила.

…Наутро Майя проклинала винодельни, людей, животных и весь окружающий мир, чем очень сильно напомнила себе кордтерров, и на секунду даже пожалела их.

Перерыв полкомнаты, она нашла старый мобильный в ящике стола и переставила в него сим-карту, решив отдать разбитый смартфон в ремонтную мастерскую возле вокзала.

Майя позавтракала кашей, которая упорно лезла обратно. Волной накатывала тошнота, от которой не спасали ни «Энтеросгель», ни крепкий чай с лимоном. Искренне хотелось верить, что последствия похмелья, – если это были они, – скоро закончатся.

Изучив расписание электричек, Майя, как могла, откладывала неизбежность. Даже посуду помыла сразу, а не оставила в раковине до вечера, и тщательно протёрла полки от пыли. Её пришлось заставить себя отставить пылесос, иначе домашние дела заняли бы до позднего вечера. Но едкий шепоток в голове повторял мантру: «Потом, ещё успеешь. Побудь дома». И она покорно прислушивалась к нему.

Как назло, за окном светило ослепительно солнце, а небо, чистое и голубое, так и манило прогуляться, любуясь искрящимся снегом.

Только услышав слова вожака о лесе, Майя сразу поняла, куда приведёт дорога. Лишь один лес вызывал чувство спокойствия и умиротворения – находящийся неподалёку от отчего дома. Лес, в котором она провела немало времени.

В деревню к родителям Майя ездила редко. Перед её семнадцатилетием они поругались так, как не ругались никогда прежде. Дошло до великолепных и наполненных неподдельной любовью оскорблений, открывших девушке много новых фактов. Если сократить весь список, выделив лишь основное, то она оказалась главным разочарованием в жизни. И потому, наспех утрамбовав вещи в походный рюкзак, Майя покинула родные пенаты в поисках спокойствия.

С родителями они больше не виделись. Созванивались время от времени, поздравляя друг друга с днями рождения и наступлением Нового года, но на этом общение заканчивалось. О чём она совершенно не жалела – слишком большая хранилась обида на слова вечно недовольной матери и на бездействие меланхоличного отца.