Дэн проинструктировал Ли Пэна, что делать дальше, а также выразил уверенность, что КПК одержит победу над тем, что он считал «заговором с целью распространения беспорядков по всей стране». Дэн сказал, что партия должна выступить с решительным заявлением по поводу «беспорядков» и использовать правовую систему Китая для прекращения маршей и протестов. Дэн также хотел собрать доказательства против «закулисных покровителей и грязных рук [организующих] этих беспорядки, представителями которых являются Фан Личжи и Ли Шусянь», посоветовав Ли Пэну и Ян Шанкуню «разобраться с ними в надлежащее время». Дэн ожидал, что резко сформулированное публичное заявление в сочетании с запретом демонстраций и арестами «остановит беспорядки». Дэн сказал: «Все рабочие, фермеры и интеллигенция поддерживают нас. Чиновники тоже… У нас также есть миллионы солдат. Чего мы боимся? Из 60 тысяч учащихся, бойкотирующих занятия, многих принуждали [участвовать в протестах] или не пускали на занятия» [Чжан 2010: 86–87].

Ли Пэн вышел из дома Дэна окрыленным. Он был на той же волне, что и Дэн, и теперь мог предать гласности слова Дэн Сяопина. Он разрешил распространить стенограмму выступления Дэна среди официальных лиц по всей стране, а также отправил ее Чжао Цзыяну в Северную Корею. Когда Чжао прочитал стенограмму в китайском консульстве в Пхеньяне, он понял, что у него не было другого выбора, кроме официального ответа, что он «полностью согласен с решением товарища Сяопина по решению текущей проблемы беспорядков». Может быть, ситуация ухудшилась с тех пор, как он уехал из Пекина, подумал Чжао. В любом случае в конце апреля для Чжао было немыслимо публично возражать своему руководителю. Чжао считал, что студенческое движение пойдет на спад и ему придется руководить движением против либерализации, как уже было в 1987 году. Он ошибался. Днем 25 апреля Ли Пэн руководил написанием передовицы, о которой просил Дэн. Текст статьи под названием «Мы должны занять четкую позицию против беспорядков» в тот вечер транслировался по телевидению и радио, на следующий день был опубликован во всех газетах Китая.

Реакция в обществе была разной. Лу Дэчэн в провинции Хунань прочитал газету на работе, он оценил язык и подачу материала как типичные, пожал плечами и решил, что «общественное мнение не учитывалось» [Chong 2009: 200]. Многие в Китае, возможно, не обратили внимания на трансляцию и передовицу, а те, кто обратил внимание, наверняка отреагировали так же, как Лу Дэчэн, не увидев в сообщении ничего необычного.

Именно на это рассчитывали Дэн Сяопин и Ли Пэн, того же ожидал и Чжао Цзыян в Пхеньяне. Но даже если Дэн и оказался прав в том, что многие рабочие и крестьяне были на его стороне, многие граждане были настолько возмущены и оскорблены тоном и содержанием заявления Дэна, что бросили вызов высшему руководству. Протестное движение не только не утихло, напротив, оно стало набирать силу.

Вечером 25 апреля, услышав передачу по радио, студенты Пекинского университета, особенно те, кто являлся членом вновь созданных студенческих объединений, поняли, что речь шла о них. В передаче новые организации назывались незаконными, их обвиняли в «захвате власти» и отъеме полномочий у утвержденных партией студенческих союзов. Чай Лин вспоминала, что когда она услышала трансляцию, то «почувствовала всем телом потрясение, недоверие, страх и гнев». Затем она услышала, как ее сокурсники били стеклянные бутылки («Сяопин» – омоним «маленькой бутылочки»), протестуя против речи Дэна, они стучали по столу, кричали и ругались [Chai 2011: 114]. В тот же вечер независимые студенческие организации сделали заявление, что они выступают не против КПК. Они объявили общегородской марш от студенческих городков к площади в знак протеста против ярлыка «беспорядки» [У 2014: 88–89].