– Руки! – грозно крикнул ему Сибирцев. – Одно движение – стреляю!

Мужик ошалело потянул руки кверху, стараясь одновременно сохранить равновесие.

– Выходи сюда!

Тот с трудом, глотая воздух и качаясь, выбрался.

– Кругом! – Послушно повернулся.

Сибирцев вдавил ему в шею наган и быстро охлопал карманы – пусто.

– Сапоги снимай! – Тот механически покорно стащил один сапог, другой. – А теперь ступай в тот угол и – мордой в стенку! Живо!

Сибирцев добавил огня в лампе и, не сводя глаз со стоящего, обыскал Степана. В его шинели нашел наган. Сдернув сапоги, уронил на пол нож. Поднял – хороший, жесткий, свиней колоть. Или людей. Выдернул из брюк Степана ремень и, перевернув его на живот, стянул запястья за спиной. Хорошо досталось рыжему Степаку, не рожа, а сплошной синяк. А как он кричал там, на острове? «Ах ты гад большевистский, комиссар! Я их за ребра вешал и всегда резать буду!..» Все, отыгрался, отвешался, сучья твоя харя!

Последнюю фразу Сибирцев произнес вслух и не сразу понял, отчего вздрогнул тот, второй, в углу. Покончив с одним, Сибирцев отхватил Степаковым ножом лямку от одного из мешков, подошел ко второму, стоящему с поднятыми руками.

– Руки за спину! – и тут же перехватил их крепкой лямкой, затянул узлом. – Все, голубчики. А теперь иди, садись, – он поднял опрокинутый табурет, – сюда! И все рассказывай. От кого, к кому. Да поживей! А то утро скоро, вернется Маркел Осипович, и, ей-богу, не завидую я вам, когда мы за вас вдвоем с полковником возьмемся. Ну? Живо соображай!..

А вот теперь уже все окончательно смешалось в голове гонца.

– Звать как?

– Иваном. Зеленовы мы.

– Братья, что ли?

– Да не, каки братья. Я к Степаку охраной приставлен. Ничаво и знать ня знаю.

– С каким делом шли? К кому?

– Так ета нам неизвестно, вы яво спроситя. Чаво со мной-та, я человек маленький…

– И с него спросим, – зловеще сказал Сибирцев. – И с тебя три шкуры спустим. Это я вам обоим обещаю. Вот из-за таких, как твой Степак, все наше благородное дело рушится, это за ваши зверства нас мужики ненавидят. Ох, не завидую я вам, когда придет полковник, нет, не завидую. Он и не таким языки развязывал.

Страх наливался в глаза Ивана Зеленова. Оттого, что никак не мог он взять в голову, к кому попали они – к чекистам или к своим, но каким-то странным: бьют, пугают, стращают, чего-то требуют, а чего – непонятно. И главное – за что?

– Кто вас послал? Ну, вспоминай!

Решил Зеленов, что лучше говорить правду. Уж больно ретивый да сердитый оказался их благородие. Ишь как Степака-то разделал, тот, бедняга, враз скукожился, и не хрюкнул даже. Кровавой соплей умылся. Нет, лучше правду. Тем более, что когда посылал гонцов ихнее благородие господин капитан Черкашин, тоже предупреждал, чтоб хозяину шибко не перечить. А кто он и как зовут – не сказал. Сказал только, что его приказ закон. А он, вишь ты, полковник, оказывается. И ежели у господина полковника такие вот на подмоге, то каков же сам-то!.. А велел господин Черкашин сказать, чтоб хозяин то оружие, что у него хранится, быстро, и к завтрему, перевез в Зимовский лес, там его ждать будут, а где, он знает сам.

– Еще что?

– Ета Степаку сказать велели вашему хозяину. Чаво – ня знаю.

– Ладно. Подождем, когда сам вернется.

Тупик. Дальше все будет зависеть только от Званицкого. Немного сказано, но и это важно. Где он, Зимовский лес, местные наверняка знают. Ну вот, будет им работенка. А теперь с этими.

Не давая возможности гостю опомниться и прийти в себя, Сибирцев распорядился быстро. С кухни вызвал перепуганного деда, поправил в его руках винтовку и сказал: