Сзади раздался стук по полу. Это был знак о том, что наступило двенадцать часов ночи, который Руйкэ подавал ему своими кроссовками.

– Раз в вопросе говорится про форму, значит, ответы «любовь» или «ненависть», полагаю, не подходят. Может быть, что-то из разряда афоризмов? Например, что-то вроде «душа делает жизнь наполненной» или «только через душу может быть обретена подлинная красота»?

– Нет-нет, речь идет о более определенных вещах.

– То есть в конечном счете это электрические сигналы мозга?

– Это слишком незамысловатый ответ. Имеются в виду не столько эмоции или там электрические сигналы, сколько конкретная форма.

– То есть, что это, например, прямоугольник или равнобедренный треугольник?

– Именно, именно так. Правда, это более осмысленная форма.

Откинувшись на спинку стула, Киёмия скрестил руки на груди, словно размышляя. Его глаза были прикованы к Судзуки. Тот тоже не отрывал взгляда от Киёмии. «Лучится и сияет… Получает удовольствие… Это выглядит почти провокационно. Если выяснится, что я, дознаватель, получив самую ужасную информацию о готовящемся преступлении, занялся обсуждением с подследственным каких-то вопросов “формы души”, я буду подвергнут беспощадному порицанию и со стороны начальства, и со стороны общественности, и со стороны молодого сыщика из этого полицейского участка, который продолжает неистово печатать. Это дело такого порядка, что возможны понижения в должности и звании. Главное то, что на кону человеческие жизни…» Впрочем, Киёмия пытался гнать от себя мысли о тяжести своей ответственности.

– Не могли бы вы дать мне какую-нибудь подсказку?

– Что ж… – Судзуки посмотрел в воздух. – Может быть, наоборот, поступим следующим образом? Знаете игру «Девять хвостов»?

– Нет, впервые слышу.

– Вот как? Ну да, это же местная деревенская игра… – Судзуки взволнованно взмахнул руками. – Она очень простая. Я задам вам девять вопросов. Все, что вам нужно сделать, это ответить на них. И тогда я в конце угадаю форму вашей, господин сыщик, души.

– Моей души?

– Да. Форму вашей, господин сыщик, души.

Киёмия пристально посмотрел на Судзуки. Тот улыбался с по-прежнему широко открытыми от удивления глазами.

– Вообще-то я хотел сыграть в эту игру с господином Тодороки, – произнес Судзуки испытующим тоном. Он как бы говорил: «Откажешься играть – я буду молчать». – Вам что, не нравятся такие игры? Наверное, невежливо предлагать господину сыщику такие игры?

– Нет-нет, напротив. – Киёмия продолжал говорить с улыбкой на лице. – Игра, похоже, интересная… Давайте начнем играть.

«В такой ситуации, и в игры играть?!» Киёмия почувствовал яростный взгляд в спину. Через небольшую паузу послышался звук печатания на клавиатуре. «Наверное, опыт у меня уже такой, что я могу списать это на его молодость», – подумал Киёмия.

В этой схватке Судзуки с самого начала оказался в выигрыше. «Человек, который без колебаний может и совершать преступления, и позволять полиции задержать себя… Невозможно в принципе контролировать аутсайдеров, для которых элементарные социальные нормы ничего не значат. Если б можно было использовать любые средства, чтобы расколоть Судзуки, я и ногти ему вырывал бы, и сыворотку правды заставил бы пить. Однако современное правовое государство такого не допускает. Поэтому я буду делать то, что должен делать, в тех рамках, в которых это возможно. Положу на одну чашу весов риски, на другую – ожидаемые результаты и выберу наилучший способ. И без колебаний его осуществлю».

Этот предельно простой подход стал для Тэруцугу Киёмии жизненным принципом. Принципом, выходящим за рамки методологии группы по расследованию особых преступлений, выработанной для дел с похищением людей и захватом заложников, когда ситуация меняется с каждым мгновением. Из-за этого многие стали язвительно называть Киёмию «уважаемым господином ученым», «машиной» и тому подобными словами. Но с какого-то момента Киёмия, приняв это как свой образ жизни, перестал обращать внимание даже на словесный шум.