– Вот, видишь, сколько ты пропустил? А ещё у нас морскую корриду возрождают. Только тс-с-с-с!

– Подумаешь, морская коррида. Лучше про выборы расскажи. Клим Румян – это твой псевдоним?

– Нет, он мой ставленник. Давай, не стой на пороге, Пашок уже ждёт.

– Пашо-о-ок!

Парни мощно смыкаются руками, не озвучив ни слова. Вы что, через белую комнату? А не обнаглели без меня?

Пашок, уже не один час, как приехал. Он почти не изменился, только раньше казался взрослее, а теперь в самый раз. Такое же удлинённое лицо и высокий лоб, где вдоволь места для интеллектуальных морщинок. Он и сейчас ими пользуется, как настоящий мыслитель. Расстояние в полземли для его мозгов уж точно не помеха, но даже он в своём телесном облике выглядит расслабленным и сияющим, будто секунду назад добежал первым до финиша.

Мы вталкиваемся в двери, словно с ноги выбивая целую стопку холодных, колючих месяцев. Месяцы катятся в прошлое со скоростью секунд. Яна встречает нас с бутылкой дорогого вина по древней рецептуре из слепых времён. Она держится молодцом. Да что там – её маленький ротик чудом не взрывается от смеха, и мне откровенно до лампочки, какими упоротыми идиотами она видит нас в эти славные мгновения. Эти мгновения мы все заслужили. Это, чтоб знали, называется жизнь!

– Дай сюда руку, – полушёпотом говорит Яна, смотря на меня как-то непривычно, снизу вверх, хотя она не намного меня ниже. – Открой кабинетик.

– Что это?

– Иннерватор.

– Да ты что! Никогда не слышал.

– Не верю. Тебя всегда тянуло проникнуть туда, где даже палец не засунешь.

– Это у кого же так? Эм-м… я хотел сказать… а что это? Это железа?

– Да, это железа. Железа внешней нервной системы.

– Нервной системы? Что это такое?

– Славик!

– Да шучу я. И как ей пользоваться?

– Очень просто. Прислоняешь пальчик и держишь. Когда нервы прорастут, ты почувствуешь всю структуру предмета как свою кожу. Нервы, кстати, очень хорошие, тонкие, проникают в такие поры, что не всем бактериям под силу. К тому же универсальные, специально выбирала: чувствуют температуру, электричество, вибрацию, химию почти всю – там куча веществ, потом в инструкции почитаешь – и всё это в динамике, три герца.

– Три герца? Это ведь много?

– Это мало, но тебе хватит. Ты всё равно на уровне кабинета не осилишь более напряжённый темп.

– Понял, я тормоз, спасибо за откровенность.

– Да нет, я имела в виду…

– А, подожди, то есть я могу, например, кому-нибудь в ухо…

– Ни в коем случае! Только неживые предметы.

– А что будет живому предмету?

– Ну, его настоящие нервы будут конфликтовать с твоими искусственными, а это чревато.

– Жалко, – говорю я. – В смысле…

«В смысле, в топку такой пэркыён», – язвит Мэмыл.

– В смысле, спасибо большое.

– Только не забывай, что нити тонкие и нежные, как паутинка, поэтому, пока принимаешь образ, не дёргай пальцем, а лучше зафиксируй всю руку. И наберись терпения: нервы растут от двух до десяти минут.

– Как быстро! Я и думать-то не успеваю.

– И не забывай отключать орган до того, как отрываешь палец. Это не критично, но может быть неприятно. Та же боль, только на искусственных нервах…

«Ы-гх-х…» – хрипит «от боли» Мэмыл на заднем плане.

– И не удивляйся, что после сеанса он сразу не заработает. Нужно время, чтобы синтезировать новый запас ткани. Минут пять-десять. Тут уже зависит от твоего организма.

– В смысле? Мне, что, теперь питаться как Мэмыл?

– Нет, ну почему же…

– Мужайся, Славик, – воет Мэмыл уже в голос. – Оно выжмет из тебя все соки! Закатает в паутину, и придётся звать на помощь… – кивает на Яну. – …Техподдержку. И исполнять все её постельные фантазии.