– Вам надо бежать, мистрис! – уверенно подытожил бывший ученик мага. – Вы же знаете, что ждет семью мага-заговорщика?

Уж Фэйм-то знала лучше, чем кто-то другой, – либо эшафот, как в старые времена, ибо законы остались прежними, либо ссылка где-нибудь далеко-далеко, откуда не возвращаются, в дань моде на цивилизованность в системе наказаний преступников. У жен магов много привилегий, но и спрашивают с них наравне с мужчинами. Ведь ни для кого не секрет, а также имеется множество исторических прецедентов, когда женщины, получившие доступ к запретному знанию, становились опаснее самых безумных фанатиков. И чего менее всего следует ожидать, так это милосердия от лорда Росса Джевиджа. Он начнет с конфискации всего имущества в пользу короны, а закончит каторгой.

Не прошло и часу, как мистрис Эрмаад покинула дом, где прожила пятнадцать лет, с одним лишь саквояжем в руках, где помимо смены нижнего белья, пары платьев и шкатулки с украшениями не было ничего лишнего. Гримуар Уэна вдова оставила дознавателям из Тайной Службы, а к мужниным колдовским игрушкам она и в лучшие времена старалась не прикасаться. Ее никто не провожал – прислуга разбежалась, Илидим тоже спасал как мог свою шкуру.

Две ночи она пряталась в храме ВсеТворца-Крушителя, а потом… потом, когда волнения в столице улеглись, Фэйм села в дилижанс, едущий на Эктарское побережье. Сангарра располагалась как раз на полпути к теплому морю.

Бледную женщину в черном вдовьем одеянии с поминальным платком в руках никто из попутчиков старался не беспокоить. Во-первых, это – плохая примета, а во-вторых… слишком уж роскошен был платок. Все решили, что у несчастной женщины по-настоящему большое горе. Лиловые птицы на черном фоне и белые цветы шиповника – символы траура, страха и печали подавленного духа. Так оно и было, вся эта печаль и страх, только Фэйм вышивала его для Кири и только для нее.

На деле женщина была по-юношески преисполнена тревожных надежд и призрачных планов. С документами на дом бабушки на дне саквояжа и мешочком с пятнадцатью золотыми таларами, подвязанным под юбкой, Фэймрил чувствовала себя относительно уверенно. Кстати, именно бабушка – леди Калидас – подарила первую золотую монету и надоумила новобрачную каждый год приобретать к годовщине свадьбы по одной такой же монете. Главное – делать это втайне от мужа. Никогда ведь не знаешь, где пригодится кругленькая сумма никем не учтенных доходов.

Фэйм последовала совету бабушки и, видит ВсеТворец, не прогадала.

Интересно, что сталось с Илидиром? Наверное, убили погромщики…

От неожиданного, хотя и негромкого, почти деликатного стука в дверь Фэйм чуть со стула не свалилась. Кого это там принесло? Акторы Тайной Службы стучать не будут – это понятно, у них в правилах вламываться без спросу, а сангаррцы сейчас все поголовно предаются послеобеденному отдыху. Посему открывать Фэйм пошла с маленькой сковородкой, предназначенной для жарки блинов, в руках. Мало ли что?

Она рывком распахнула створку и едва к полу не приросла. Лорд Джевидж завороженно уставился на нее своими бешеными глазами и, заикаясь, выдавил из глотки:

– Ф’эйм? Ф’эйм’рил… Эрма’ад?

В ответ она отлично поставленным резким ударом правой засветила ему сковородкой прямо в лоб. Словно всю свою жизнь только и делала, что лупила мужчин тяжелыми предметами по голове.

Глаза у лорд-канцлера закатились, он пошатнулся и рухнул, сначала на колени, а затем лицом вперед, прямо под ноги оторопевшей Фэйм.

Как заправская преступница, она быстренько огляделась вокруг, проверяя отсутствие свидетелей безумной сцены, и с неожиданной от себя самой силой затянула бесчувственного лорда Джевиджа в дом. Признаться по правде, она не ожидала, что он окажется таким дьявольски тяжелым – пока Фэйм волокла тело на кухню, с нее семь потов сошло. Перевернув нежданную добычу, мистрис Эрмаад одновременно восхитилась и ужаснулась. Восхитилась… нет, вовсе не собственной отваге и даже не огромной шишке, которая вспухала на лбу у Росса Джевиджа прямо на глазах, а тому, как стремительно сбылись ее «добрые» пожелания канцлеру. Наверное, не так давно благородного лорда здорово отлупили, потому что на левой скуле красовалась огромная ссадина, а губы разбиты, и неоднократно. Это не считая совершенно свинской щетины и гноящегося шрама на шее. За-ме-ча-тель-но! Наконец-то Росс Джевидж получил по заслугам.