«В таком случае что же Росс Джевидж делает в Сангарре?» – спросила себя Фэймрил и, пока варилось жаркое, так и не нашла вразумительного ответа. Сангарра – всего лишь курортный городок, знаменитый своими целебными источниками, и больше здесь заняться нечем. Не лечиться же лорд-канцлер сюда приехал?

Ведь, если вспомнить, весь вид его был до крайности странен. Волосы, короткие черные с проседью волосы, отросли на недопустимую длину, закрывая шею. Трех… нет! – почти пятидневная щетина на подбородке. И эта качающаяся неровная походка… Не секрет, что лорд Джевидж может не просто выпить, но и напиться в стельку, но делает он это только в своем загородном доме и лишь по большим праздникам. Да и не похож он на пьяного.

Росс двигался не просто неуверенно, он еще и прихрамывал, вспомнилось Фэйм. У всемогущего канцлера очень сильно болела правая нога, он ее приволакивал. Как все-таки приятно знать, что старый выродок уязвим точно так же, как и все остальные смертные, что ему тоже больно.

«Не такой он уж и старый, девочка моя, – неделикатно и весьма несвоевременно напомнила совесть. – Ему всего лишь сорок, и у тебя самой не за горами эта круглая дата».

Как раз этой весной Росс Джевидж разменял пятый десяток, а Фэйм Эрмаад собиралась встречать свое тридцатишестилетие в канун Нового 389 года Илдисинг.[4]

Помнится, аккурат 17 вирке[5] злопамятная вдовушка искренне «поздравила» канцлера словами: «Чтоб ты сдох, упырь!» – и пожелала ему скорее окочуриться от заворота кишок, например. Пускай бы дольше мучился. На точное исполнение своего желания Фэйм не надеялась, но и простого перелома будет вполне достаточно. На первое время. Для Росса Джевиджа ничего не жалко.

Время порвалось, как ветхая тряпка, с мягким противным треском, и Фэйм провалилась в образовавшуюся прореху…

– Мистрис! Мистрис! Вы спите? Откройте!

Илидир буквально ломился в дверь спальни.

– Сейчас!

Фэйм накинула на плечи теплый палантин и поспешила отворить, чтобы в оцепенении застыть посреди комнаты при виде ночного гостя. Помощник мужа выглядел так, словно его волокли лошадьми по мостовой: все лицо в синяках и кровоподтеках, волосы наполовину сгорели, от одежды на груди, животе и коленях остались клочья. А в руках у него… револьвер. И не старинный, из коллекции Уэна, а новейшей системы полковника Улеама – самозарядный «медведь».

– Мистрис, мятеж подавлен, мэтр убит, вам надо бежать! – выпалил на одном дыхании Илидир и заметался по комнате как ошпаренный. – Скоро здесь будут люди Урграйна! Спасайтесь, мистрис. С вами никто не станет церемониться.

Слепой Фэйм не была, глухой тоже, а самое важное, что бы там ни говорил Уэн, никто не смог бы упрекнуть мистрис Эрмаад в глупости и недалекости. Конечно, она видела – муж собирается принять участие в очередной авантюре, только надеялась, что у него не хватит духу присоединиться к заговорщикам на деле, а не лишь на словах. Уэн отнюдь не такой смельчак, каким любит себя выставлять в глазах молоденьких девушек.

– Нас предали, мистрис! Это было страшно! Никто не ждал, что Джевидж выведет на улицы войска! Они начали стрелять!!! Один залп за другим…

Илидир бился в истерике, пересказывая свои ночные приключения и наматывая сопли на кулак от жалости к себе, а Фэймрил пыталась выдавить из него подробности гибели Уэна. Как это произошло? Где тело?

– Мэтр сгорел заживо… Я сам видел… это кто-то из подручных Трифина Ирттаны… я не уверен, но… в мэтра угодил зажигательный снаряд… Он вспыхнул как факел… как сразу сотня факелов… Страшное зрелище, мистрис!

Новоиспеченная вдова чопорно поджала бледные губы. Сдерживая изо всех сил счастливую улыбку, рвущуюся наружу сквозь стиснутые зубы. Вид полыхающего, точно чучело Зимней Ведьмы, Уэна Эрмаада, пожалуй, стал бы главным подарком ей на Новый год. Но, видно, не судьба.