– Как это так – от дома к дому? – удивился Григорий Максимович.
– Кто его знал тогда-то. Летело и всё тут. До одного дома долетит, спустится и снова в путь, так два, а то и три дома перелетало.
– Чудеса!
– Вот и они, вся деревня, значит, говорила, что чудеса! Так если бы один раз. Через два дня у другой бабы коромысло исчезло и тоже полетело, летало, и опять хаты через две-три.
"Никак бесы шалят!" – стал говорить народ. И стали люди вспоминать всякие другие случаи. Вспоминают, говорят, голову к небу поднимают, вроде бы успокоились бесы, тихо. Станут расходиться, а коромысла снова в полёте. Ясно дело, народ в испуге, жмётся друг к другу, по домам запирается. Стали они коромысла свои под замок прятать, только не помогло это. Утром бабам поводу надо, замок открывают, коромысла нет. А оно через час-два объявляется и летит себе через два-три дома прямёхонько к озеру, или куда ему вздумается. Ладно бы это, летают коромысла и Бог с ними. А только когда к такому летучему коромыслу с опаской подходят, да осматривают, то видят на нём какие-то странные знаки. Те знаки всем селом изучают и видят, что они, прям, один к одному, что на первом, что на последнем коромысле. И разобрать те знаки не могут.
– И как, расшифровал кто-нибудь те знаки? – спросил Раису Николаевну князь.
– Вот тут самое интересное, Гриша. Сообщили о летающих коромыслах в газету, приехал в село какой-то большой учёный и стал изучать их, а в это время к его ногам сразу один за другим, подряд, три коромысла с неба свалились. Ясно дело, учёный и их стал изучать, а потом и выдал своё заключение. Сказал:
– Феномен этот мною изучен и полному объяснению не подлежит, но ясно одно, не зазря они летают. Знаки дают. А знаки те говорят, что вина большая на всём селе лежит. Летать будут, пока вину свою не загладите, а если упрямиться будете, то коромысла те уже не просто летать будут, а окна в домах вышибать до скончания света, и весной, и летом, и осенью, и даже зимой, а если это вас не вразумит, то трубы печные посшибают в самые лютые морозы.
Сказал и на знаки указал, которые прочитал.
– Помоги, мил человек, изгони из села бесов, – запричитал народ. – Никаких денег на твоё доброе дело не пожалеем. Укажи, в чём вина наша, всё исправим по-божески.
– По-божески и надо, так и прописано в знаках, – ответил учёный и указал на девку молодую и парня ровесника её, разве что года на три старше. – В них вся беда ваша, – сказал. – Покуда не будут они мужем и женой, быть беде в селе вашем испокон веку.
Тут, ясно дело, всё село с нападками на этих молодых. Почему, мол, до сих пор не венчаны?
А они в ответ:
– Родители наши меж собой в ссоре, вот и не дают согласие на наш брак.
Селяне тут же обрядили молодых в венчальные платья и в церковь повели. В тот же день обвенчали, а на свадьбе всё и выяснилось. Жених с дружками те коромысла в воздух бросал. Посмеялись всем селом, и сваты помирились. С тех пор в селе тишь и гладь, и божья благодать!
Слушая Раису Николаевну, Григорий Максимович обратил внимание на то, что жена как-то отрешённо пересказывала слышанный от своей подруги рассказ, это его насторожило.
– И всё ж таки, смотрю я на тебя, Раиса, тревожишь ты меня. Не приболела ли, голуба? Всё ли хорошо с тобой? – сразу, как только она закончила пересказ, спросил её Пенегин. – Какая-то ты последнее время задумчивая. Вот и нынче за разговором. Не тревожит ли тебя что-либо? Так ты скажи, всё, что в моих силах, пожалуйста. Может быть, что с сестрой, здорова ли?
– С ней всё хорошо, Гриша. Здорова, слава Богу! И со мной всё ладно!
– А вот вижу, что не всё ладно. Давай-ка сядем рядышком, и ты всё мне расскажешь, – не удовлетворившись ответом Раисы Григорьевны, проговорил князь и, покинув кресло, направился к дивану, на котором она сидела.