– Что он себе позволяет! Я княжна, а не какая-то девка! Его поведение возмутительно!

С какой целью резко отрицательно говорил о столь прекрасном сооружении, каким является фонтан? Он украшение выставки! Не зря его соорудили на центральной площади. И что он хотел показать своим отрицанием его? Себя выше всех? Или унизить всех?.. Показать своё превосходство в знании архитектурного дизайна? Но, думаю… нет! уверена, не такой уж он и великий знаток архитектурного дизайна. А Олег молодец, достойный дал ему отпор, – рассуждала Лариса, всё более думая о князе Абуладзе. И в какой-то момент, сама не поняла как это произошло, стала оправдывать его. – Но, может быть, он прав, и фонтан действительно безобразен и безвкусен. И то верно, не очень-то он вдохновил меня, собственно, совсем не вдохновил. Красив?.. – хмыкнула, – разве что, своим нагромождением рыб, скульптур, каких-то фруктов и овощей… прям, какой-то базар и только! Нет, всё-таки Шота прав! Одно не понятно, почему он странно смотрел на меня и кривил губы? Я это видела, хотя мельком и всего два раза взглянула на него. Тогда мне показалось, что он просто недоволен сооружением и высказывает свою точку зрения… Каждый вправе ценить так, как видит. Олег увидел в нём красоту, а Шота негативно отнёсся к фонтану.

И вдруг Лариса всё поняла.

– Он был озлоблен! – воскликнули все клетки её сердца. – Конечно, как я это сразу не поняла! Его грызло то, что я больше внимания отдавала Олегу, а не ему, привыкшему всегда и во всём быть первым. Там я не увидела… не поняла его, хотя ощущение холода лилось из него водопадом. Я думала, что наш спор – это спор двух мнений! Если в споре со мной он как-то себя сдерживал, то с Олегом… С ним он вообще был резок. А его выражение лица?… Тогда я не могла его понять, а сейчас чётко вижу в нём гадливость. А ведь он его друг! Или я ошибаюсь? А может быть… ко мне? Чем я могла ему не угодить и должна ли угождать? Он кто мне?.. Даже не друг, просто знакомый, которого любит Галина, а она моя подруга… вот и всё. Если бы не её любовь к нему, то его и вовсе не было рядом с нами. Могли бы доехать и в нанятом экипаже. А всё-таки… – Лариса вновь воспроизвела в памяти его лицо, – всё-таки он был даже взбешён! И взбешён тем, что я игнорировала его, а Олега приближала к себе. И всё-таки надо присмотреться к Абуладзе и понять, что он хочет… Если моей любви, объяснить, что не люблю его, а если… я вычеркну его из моей жизни даже как знакомого! Раз и навсегда!

Ларисе, по незрелости её, было трудно разобраться в хитросплетениях жизни, тем более в отношениях между мужчинами и женщинами. Мать рано ушла из её жизни и не успела дать ей то, что обычно дают матери своим дочерям, а отец по своим мужским понятиям полагал, что всё женское придёт к дочери со временем. Лариса набиралась жизненного, непосредственно женского опыта только из любовных романов с их цветочками и серенадами под балконом и из бесед с Анной и Галиной, которые были так же несмышлёны в вопросах отношения полов, как и она сама. Всё это в некоторой степени тормозило её развитие в сторону женщины. В 18 лет она мало чем отличалась от самой себя пятнадцатилетней. Лариса полагала, что между мужчиной и женщиной может быть только дружба, максимум платоническая любовь с поцелуями в щёчку или руку, а любовь это что-то таинственное и доступное разве что много старшим её людям и супружеским парам.

Полагая, что между молодым людьми – мужчиной и девушкой могут быть только дружеские отношения, Лариса не осознавала, что мужчины принимают дружбу с женщиной иначе, – они видят в ней либо начало глубоких чувств – любовь, либо животную страсть. И всё же заложенное в неё природой влечение к противоположному полу заставило глубже, нежели даже полгода назад, взглянуть на Олега и Абуладзе и попытаться разобраться в их отношениях к себе и своих чувствах к ним.