– Пойдемте!

Мы начинаем двигаться по направлению к Гостиному двору. Питер, как всегда, полон людей, Невский не дает нам идти всем вместе, мы постоянно разделяемся потоками проходящих местных и визитеров. Я лихорадочно выдумываю вопросы, потому что я снова оказалась в окружении инженеров-молчунов, мой гуманитарий не должен упасть в грязь лицом.

Мы сворачиваем с Невского, и я перехожу в наступление.

– Почему вы выбрали Россию для практики? – сразу к главному, я задаю вопрос четко и громко, выжидающе смотрю.

– Ам… мы выбрали русский язык как дополнительный, поэтому поехали сюда, чтобы говорить и учить больше. – Ноэль отдувается за всех, остальные лишь смотрят на меня то ли растерянно, то ли удивленно.

– А почему вы решили учить русский тогда? – не отстаю я, мне нужна причина, я хочу дифирамбы, или я просто боюсь тишины.

– Русский язык – нетрудный, – говорит Ноэль нонсенс и начинает смеяться. Смех сначала подхватывают французы, а потом и мы.

Нетрудный так нетрудный.

– А что вы здесь делаете, что за практика? – В первый раз вижу, что Ноэль немного смутился, к нему на помощь приходит Лиза.

– Мы работаем в усадьбе, собираем сорняки, – говорит она с вызовом.

– Ой, как классно, ничего себе, а я думала, у вас занятия в школе, да еще и такое слово знаете! – Сорняки полоть, вот блин. Мне почему-то становится даже обидно за них: как так – французы и сорняки?

– Ну у нас не очень много работы, а в свободное время мы путешествуем, – говорит Ноэль, снова вступая в диалог. Они почти не задают мне вопросов, бомбардирую их я. Вопросы заканчиваются – я перезаряжаю и снова иду в атаку, с другой темой.

– А в чем основные отличия наших культур? Русской и французской? А в чем они больше всего похожи?

Французы не должны вдруг засомневаться, что с ними недостаточно умные собеседники, уж я-то знаю, как вести великосветские толки.

– Что значит «по роже»? Я не совсем понял. – Ноэль, как всегда, улыбается и даже не стесняется сказать, что не знает чего-то, – удивительный тип.

Я начинаю смеяться:

– По роже? Нет, я такого не говорила, это П-О-Х-О-Ж-Е.

Я вдруг останавливаюсь и смотрю на него: не обидела ли я его смехом? Но он невозмутим. Все так же улыбается.

– По роже – это другое, это если ты дерешься с кем-нибудь, то можно получить по роже – это грубо «по лицу» значит, – объясняю я.

– Дерешься? – задает вопрос Симон.

Теперь уже я падаю в свою ловушку – приходится показать, что я знаю английский только на уровне перевода отдельных слов, я не могу связать слова в фразу.

Я ранена и убита своим собственным кульбитом, на неопределенное время я умолкаю и не задаю больше вопросов. Мы пришли в бар, а значит, разговоры только должны начаться.

В баре оказалось темно и неуютно, мы сели за липкий стол. Парни пошли заказывать пиво, уходя, брат шепнул мне, что именно в таких барах они и сидели постоянно в Париже. Я удивилась: а как же парижский вкус и стиль? Те самые парижские кафешки, которые изображены были на обложках книг, блокнотов и тетрадей? Я тогда еще не знала, что европейцы любят бары не за их уютность.

Говорили мы в основном на русском, иногда я добавляла что-то на английском, но всего лишь несколько слов. Мне было стыдно, что я так плохо знаю английский, а ребята, наоборот, радовались возможности поговорить на русском с новыми людьми.

Я продолжала задавать столько вопросов, как будто я только что прибыла на остров и то ли я из племени аборигенов, то ли они. Вопросы были сложные, больше подходили для профессора по этнографии, но я считала ниже своего достоинства задавать простые.