– Говорю же, бесполезно – предполагаемый автомеханик окончательно хлопнул капотом и принялся ожесточенно вытирать перепачканные руки невесть откуда взявшейся влажной салфеткой. – В сервис ехать надо, движок вскрывать. И у этой, и у этой, и у вот этой. И у вашей тоже наверняка. Так не бывает, но, твою мать, оказывается, бывает – разные машины померли в одно время в одном месте!
Сказал он, на самом деле, жестче и красочнее, ничуть не устеснявшись присутствовавших дам, включая дам в положении. Потрясенные красотой и силой автомеханического слова, мы некоторое время молчали. Кто-то курил, кто-то цедил остывший кофе, кто-то в стотысячный раз пытался дозвониться до эвакуаторов и шепотом проклинал очередного оператора сотовой связи.
А за пределами парковки лютовала непогода. Дождь усиливался, поднялся недетский такой ветерок, заметно похолодало. Люди ежились, прятали руки в рукава и как-то затравленно озирались по сторонам. Лампы парковочного освещения пару раз как-то недобро мигнули., и вдруг погасли. Кто-то из дам ойкнул. А потом на улице застучало. Мелко, дробно, сначала тихо, а потом все громче и громче.
– Что за ху… – очередной перл красноречия автомеханику помешал договорить донесшийся с улицы истошный вопль. Потом громкий удар, треск чего-то сильно ломающегося, звон разбитого стекла и снова крики. Первыми среагировали пацаны из четырки – переглянулись и побежали к выезду с парковки, поближе к открытой местности. Следом за ними – все остальные. То, что творилось на улице, напрочь вышибло из головы мысли об эвакуаторах, неработающих телефонах и обо всем вообще.
На улице шел град. Не град – градище. Огромные, чуть не с кирпич размером, куски льда сыпались с неба, перемалывая все в мелкую труху. Фонари уличного освещения лежали на асфальте, разбитые вдребезги – их просто срывало с опор, как перезревшие яблоки. У меня на глазах очередная глыба льда расшибла в мелкое крошево лобовое стекло какого-то серебристого седана, марку которого уже было невозможно установить – настолько помятой была машина. Седан судорожно дернулся и уткнулся капотом в столб. Из машины никто не вышел.
Вопли доносились со стороны автобусной остановки. Остановочный павильон, под которым люди пытались укрыться от непогоды, разваливался – стен и крыши уже не было, стальные балки, к которым крепились пластиковые перегородки, были погнуты и скрючены. У меня на глазах кусок льда попал в голову убегавшего мужчины, который пытался прикрыться от непогоды каким-то журналом. Голова взорвалась аккуратным, почти геометрически шарообразным красным облаком. Следующий кусок льда впечатал в газон мальчика лет семи, два соседних добили его маму. Я зажмурился и заорал.
Вокруг творился такой ад, что на него необязательно было смотреть – можно было просто слушать. Крики, стоны, грохот. Автомобили разносило в клочья, людей рвало на куски. Козырек над крыльцом торгового комплекса сорвало, и он накрыл всех, кто под ним стоял – из-под покореженного карниза торчала чья-то нога в модном найковском кроссовке. В самом торговом комплексе почти вся крыша была стеклянной, и там, внутри тоже наверняка были трупы. Много, много трупов – как и на остановке, усеянной телами. И фрагментами тел.
Еще недавно серо-зеленый пейзаж стремительно становится бело-красным. Пространство перед торговым комплексом, проходящая рядом автомагистраль, двор соседнего дома – все было завалено кусками льда. От них шел пар, особенно заметный в тех местах, где под градинами лежал человек. А в ливневку уже потихоньку стекали мутные реки грязной талой воды, смешанной с бензином, тосолом и кровью.