Павел шагнул ближе, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо. Дарья заметила, насколько тонкая его бледная кожа, – казалось, что она обтягивает череп, – настолько сильно выделялись скулы и подбородок. Глаза, которые словно заглядывали в самое нутро, недобро блеснули. Пара родинок на щеке, почему-то, показались очень привлекательными.

Он наклонился к её лицу:

– Скажи мне, чего ты желаешь? – шепнул он прямо ей в губы.

– Испортить тебе прическу, – выдохнула она в ответ.

– Испорть, – он склонил голову, и она против воли потянула руку к черным волосам. Провела от лба к макушке, путая пряди между собой, но он вдруг перехватил её ладонь и приложил к своей щеке, – мне нужна твоя заветная мечта.

– Обнять маму, – её голос надорвался.

– Отомри, – тихо хмыкнул он, и она тут же отшатнулась, как от удара током:

– Что это было?

– То, что можешь сделать и ты.

«Чувства образуют прорехи в защитной оболочке. Эти дыры невозможно залатать, сшить, склеить. Они становятся частью жизни, пропуская через себя весь мусор. Умный не чувствует ничего.»

За окном кривыми пятнами пролетали высотки. Было в этом грязном городе что-то далекое, теплое. Будто когда-то он был солнечным, светлым городком, вроде тех поселков у моря с палисадниками и разноцветными крышами. А потом он вдруг растянулся, зарос кирпичом и серостью, стал холодным и безжизненным. Но чувство, заблудшее среди каменных джунглей, еще иногда напоминало о себе – оставляло намеки.

– Осталось ли в этом месте хоть что-то святое? – задумчиво протянул Павел, уткнувшись лбом в стекло.

– А ты стал праведником? – Бергман огляделся на перекрестке и надавил на педаль газа, – как святой полицейский, заявляю – да, осталось.

– Святые полицейские не катят к малолеткам.

– Это светлое чувство. Кстати, о малолетках. Я пробил, как ты просил.

– И что интересного поведаешь? – он впервые за всю дорогу повернулся к водителю.

– Да ничего особенного. Дочь семейства Ждановых. Нефтеперерабатывающая промышленность. Полгода назад заголовки пестрили статьями о том, что они упекли её в дурку, отделение наркозависимых.

– И как она оттуда вышла?

– Была доказана вменяемость – отпустили. Но домой она так и не вернулась. Больше с родными не контактировала, насколько мне известно.

– Странная история.

– Так, а тебя с ней как судьба связала? Что ей нужно?

– Психологическая помощь. Видимо, зерно сомнения о собственной вменяемости все же было посеяно. Было сразу ясно, что из приличной семьи, но такой вид – стало жалко. Еще и караулила меня не один день.

– Я бы такой бедняжке точно отказать не смог.

– Не сомневаюсь. Ты, кстати, получил мой подарок?

– Какой? – брюнет бросил на него мимолетный взгляд и вдруг ударил ладонями по рулю, – о, нет, стой, не говори! Я знаю! Та бесстыдница за пятьдесят – твоих рук дело?

– Рад, что тебе понравилось.

– Ты просто ужасный друг! Она флиртовала со мной прямо в участке! Еще минимум месяц насмешек от бывших коллег. Думаешь, я это вынесу?

– Ты сильный мальчик, переживешь.

Они выехали за линию города, и Волков невольно отвлекся на уходящие конусами в небо сосны.

– Можем остановиться?

– Зов природы?

Машина затормозила у обочины. Он вылез, и аромат леса тут же ударил в голову сладкой негой. Птиц слышно не было – только шелест иголок и стрекотание насекомых где-то далеко от дороги. Он почти успел забыть, каково это – чувствовать такой покой и свободу. Каково это – ощутить что-то кроме запаха бензина и тоски.

Если бы не три небоскреба пошлого металлического цвета, из окна офиса он мог бы увидеть хотя бы очертания леса. Но мерзкий город перетягивал все внимание на себя, засасывал в пучину урбанизма – нагло, навязчиво.