– Угна-а-ала?! И что?..

– И ничего. Она открытая, ну, без крыши. Я туда влезла – и… ррррррыыыыааааооу! – Милана взвыла, изображая мотор.

– И что тебе за это было?

– Ничего не было. Села и поехала, никто не видел. Проехала… не знаю, километра два, может… и все. Потом вылезла, и тютю! – она засмеялась, глядя на меня.

Глаза у нее были уже не такие красные.

– Ты что, водить умеешь?

– А то! Я и папин джип водила!

– А он об этом знал?

– Нууу… один раз знал, а другой раз нет. Это все фигня, – она снова засмеялась. – Я в детстве вообще как пацан была. По деревьям лазила, по заборам, и дралась так, что все просто стонали от меня вголос.

– А щас дерешься?

– Не, щас не это… Лонгера хошь?

– Давай.

Она открыла бутылку, дала мне, и я хлебнул. Обычный сок, только язык щипает.

– Щас меня родаки нагрузили, как кобылу ездовую. Это чтоб моя энергия в продуктивное русло шла, а то у меня темперамент чересчур дикий. Я холерик, – гордо сказала Милана, – а ты кто?

– Не знаю… Самый тормозной как называется?

– Да ну, не гони на себя! Флегматик или меланхолик… Слушай, а ты поэтому такой упырь по жизни?

– То есть?

– Ну, я так смотрю на тебя… не тусишь ни с кем почти. В классе, то есть… Или у тебя все друзяки не в школе?

– Да нет, – говорю. – Просто я в каждой школе долго не задерживаюсь. Нет смысла друзей заводить. Завел – и ты уже в другом городе. Вконтакте с ними висеть, что ли? Надоедает…

– Выгоняют все время? Ну, из школы? – уважительно спросила Милана.

– Да нет. Просто мама моя все время переезжает.

– Работа?

– Работа… только не у нее, а у мужиков. У моих новых пап, короче. Один ее бросает… или она его бросает – и нового заводит. Каждый на год-два, и все в разных городах. Хоть бы одним городом ограничилась. Так нет, у нее всегда междугородняя любовь…

И снова я сказал Милане то, что еще никому не говорил, и оно так легко рассказалось, будто мы с ней знакомы сто лет.

– А у меня родаки тоже дают прикурить, – сказала Милана, помолчав. – Не, вообще мы нормальная крепкая семья, просто мама не любит, когда папа с другими… ну, ты понял. А папа не любит, когда мама это не любит.

– Ты поэтому плачешь часто?

(Я почувствовал, что про это можно спросить, и оно прозвучало легко, как и про мою маму.)

– Ну… наверно. Просто они ругаются все время. И дерутся. Меня специально так нагрузили, чтобы я дома поменьше была. А я и так ненавижу там быть, с Шурочкой этой, которая вечно начинает охать, жалеть меня, когда их нет…

– Шурочка – это твоя сестра?

– Какая нахрен сестра! Домработница наша, полы моет. Вообще она супер, мы с ней подруги, только папа не любит, когда мы общаемся… Расскажи про своего папу!

– Про которого?

– Про настоящего, который самый первый. Про того, с которым вы на Синем Озере были. И про озеро еще расскажи! – она вытянулась в траве, приняв позу слушательницы сказок.

– Ладно…

Я уже давно рассказал ей все, что помнил, поэтому начал придумывать. И про озеро, и про настоящего папу. И про купание голышом тоже сказал – сначала ляпнул, а потом уже подумал, но было почти не стыдно.

– Вау! – сказала Милана. – Я никогда совсем голая не купалась. А что оно, прикольно?

– Просто супер, – говорю, – ветер тебя всего так обдувает, и кажется, что ты летишь, и свобода такая… ну, ты как совсем дикий.

– А на тебя же папа смотрит?..

– Ну и что. Он тоже голый.

Тут я замолчал, потому что получилось все-таки стыдно. Даже щеки разгорелись. И Милана тоже притихла, а потом ка-ак подхватится из травы:

– А давай тут голышом купаться!

– Где «тут»?

– Вот тут! В речке! Там заросли, не попалит никто!

– Ты что, – я покраснел еще больше. – Там нельзя купаться.