– Зачем обзываешь? Для чего обидеть хочешь?

– Да нет же, кикимора ты болотная! Ты же ведьма, признайся. А ну признавайся… Дружище, как я рад этой встрече. Дай обниму.

– Обижаешь ты старого человека. – Отстранилась старуха.

– Зачем мне обижать тебя. Напротив, я бы многое отдал, ежели это было правдой. Очень уж ты смахиваешь на воплощение нечистой силы, которую кличут в простонародье – Смерть или Костлявая. Расскажи-ка, сколько жизней отняла, сколько свечей задула? Сколько глаз молили о пощаде, сколько рук цеплялось в надежде выпросить лишнюю минутку жизни, не зная даже, зачем она ему. Скажи, знаешь, зачем мгновения жизни даны? С какими словами переходят в мир иной? Поведай, какие предсмертные тайны ты знаешь. Ну, начинай.

Юноша грозно подступил к старухе. И распростёрся над нею как непоколебимый светлый ангел высшего правосудия. Она попятилась, судорожно глотая воздух. Молодому человеку вдруг стало смешно: страх старухи был столь неподделен, а он сам – отчаянный неисправимый фантазер. Пелена, в которую тщился поверить, в мгновение слетела.

– Прошу извинения. Великодушно простите. Я, кажется, вас напугал. Это было маленькая не совсем уместная шутка. Но, всё-таки, ты разве не ведьма и тебе не тысячу лет?

– Я не ведьма… Я пенсионерка. Бывшая колхозница.

– Почему же другим является нечисть: черти, ведьмы, приведения, и даже владыка темного царства, предлагают сделки, (примеров тому немало) – мне достаются отбросы и остатки, нелепица. Кабы в самом деле ты была из мира теней… Не бойся меня: на твой взгляд я немножко странен – это ерунда, ведь у каждого свои причуды. Как мне хочется встретить живое осязаемое существо – хранителя великих и чудесных тайн. Я бы отдал все, что у меня есть: голову, душу, эту классную дублёнку, невзирая на лютый мороз. О, я многое хочу изведать, объять взглядом пространство времени.

Юноша перевел дыхание и продолжил:

– Чу, воплотитесь силы потусторонние. Случись так, ты – лучший вариант для воплощения!

– Никакая я не ведьма, и никогда мне ею не быть. Нечего мне на себя напраслину возводить. Я пенсионерка, бывшая колхозница, – твердила уязвлённая старуха.

– Это, всего лишь твое внешнее лицо. Известно, как у любого тела есть лицо и задница, так у души есть внешность и изнанка. Та изнанка, которую многие тщательно скрывают, в отличие от меня. Показывай-ка и ты, что ты скрываешь?

– Ничего, ничего я не скрываю, – быстро проговорила старуха.

Юноша приметил испуг и воодушевился.

– Ты упорствуешь! Напрасно. Ты умопомрачительно стара и точно направилась в музей этнографии, чтобы застыть там навечно, среди прочих восковых фигур. Не поверю, чтобы ты не думала о конечной черте, за которой иная жизнь. Призрак в белом саване должен быть твоим частым гостем. В полуночный час он зримее, он уже хлопочет тебе место в своем таинственном мире. Он ведет с тобой переговоры и приоткрывает завесу, эдакую маленькую щелочку, в мир другой по сути, где живут и здравствуют тени умерших. Скажи, старый мудрый человек, доведен ли до твоего сведения один из постулатов вечности, вечности равной для всех? Скажи, что царит за порогом земной жизни: блаженный почтенный покой? Тени умерших создают питательную силу нашего бренного мира? Все миры подвластны тлению, равно особой метаморфозе – и ты, прожив там какую-то новую жизнь, наделенную новым смыслом, либо снова возвращаешься к нам и воплощаешься, реализуешься лучшим образом, либо переходишь в мир еще выше, отдаленнее, противоположнее, совершеннее. А вдруг из наших душ зиждется галактическая праэнергия: вспыхивают звезды и первородная космическая энергия начинает новый путь самопознания и самоусовершенствования на ступень выше. А что, если, умирая, вы присутствуете во всем как воздух, как стихия разнополюсных сил, бесконечно творя и разрушая земную обитель, а мы – куклы, орудия, игрушки в ваших трансформированных руках. Что нас ждет?… Слыхала ли ты об энтропии? Есть энтропия изолированной физической системы, есть энтропия замкнутого сообщества, энтропия социума… Ладно, это слишком мудрено, но ты такая старая, хоть что-то должна знать. Я никогда не смогу поверить, что живем мы семьдесят-девяносто лет, что со смертью ставится жирная точка, тело весело поедается червями и микробами, размывается грунтовыми водами, а душа – это бред поэтов, искателей мистического, искателей неведомого. Я не верю! Законы материального мира этого объяснить не могут. Скажи мне что-нибудь. Почему молчишь? Посвяти меня в тайну, у края которой ты стоишь.